Признайся - ты хочешь восстания!

Того же хотим и мы! Хотим тотального слома иерархий и доминирования во всех их формах, и, если потребуется, – путём вооружённого восстания. До тех пор, пока это возможно, мы ограничиваемся периодическими столкновениями, в ходе которых мы приобретаем навыки, обретаем товарищей и обнажаем пропасть между угнетателями и нами.

Но как нам организовать эти столкновения? Как мы можем быть уверены, что они укрепят нас, а не наших врагов? Какие ловушки поджидают нас на этом пути? И, наконец, что ещё мы должны делать, чтобы наши старания принесли плоды?

В последние несколько лет в анархистских кругах США приобрело известность небольшое течение, ставящее во главу угла социальный конфликт и восстание. Как и любое другое идеологическое направление, оно намного более разнообразно, чем может показаться со стороны. Одни зациклены на конфронтации ради неё самой, а не для того, чтобы добиться перемен, другие – готовят мятеж, надеясь пробудить энергию угнетённых, преодолев инерцию статичных организаций. Общей чертой для них является критика в отношении любых формальных институтов и сосредоточенность на «атаке» в качестве центральной темы.

Насколько эффективна данная стратегия для достижения поставленных целей? Чтобы ответить на этот вопрос, мы не можем попросту изучить повстанческую теорию в отрыве от практики; мы должны рассмотреть деятельность, ассоциируемую с повстанчеством в контексте американского социума. На деле, не всегда просто понять, где заканчиваются стратегические планы и начинаются эмоции, психология и темперамент; в данном случае и то, и другое имеет большое значение. То, что вы прочтёте ниже, будет основано, по большей части, не на том, что инсуррекционисты говорят, а на том, что они делают.

Эта тема особенно интересна для нас, поскольку мы тоже, в некотором роде, инсуррекционисты, независимо от того, используем мы данный термин или нет. В течение примерно десяти лет мы вели радикальную борьбу, основанную на личной инициативе, неформальных взаимосвязях и организации по принципу участия. Начав с шоплифтинга (магазинных краж – прим. перев.) и вандализма, и перейдя затем к уличным дракам и нелегальному прямому действию, мы на собственной шкуре прочувствовали преимущества и недостатки данного подхода к борьбе. Каждый всегда наиболее критичен по отношению к тому, что для него важнее всего…, страстно желая, чтобы всё удалось, и страшно тревожась о возможных провалах.

В некоторых своих аспектах, этот способ мышления очень стар. Возможно, он появился даже раньше, чем первые его приверженцы поняли это. Одна ветвь генеалогии восходит к спору между Марксом и Бакуниным о социально-экономическом устройстве Парижской Коммуны. Другие инсуррекционисты черпают пример в «пропаганде действием» бомбистов XIX века и иллегализме, связанном с именем Жюля Боно и его сторонниками, грабившими банки. Мы можем протянуть нить современной инсуррекционистской теории от Эррико Малатесты и Луиджи Галлеани через работы Альфредо Бонанно, Джин Вейр и других людей, попытавшихся вынести уроки из социальных конфликтов 60-70-х годов ХХ века.

В то же время, современные повстанческие идеи стали новым феноменом в США, где высокая «текучка кадров» в анархистских сообществах нередко обрекает их наступать на одни и те же грабли снова и снова. Едва ли кто-то может упрекнуть в этом новые поколения анархистов – если уж надо кого-нибудь обвинить, то это как раз старшие поколения – за отказ установить контакт с молодыми. Олдовым анархистам стоит быть особенно тактичными, дабы не проявить пренебрежение и враждебность к энтузиазму своих более юных соратников. Десять лет назад мы были выскочками, чья свежая энергия и путаные идеи провоцировали всех нервных ветеранов; мы смогли вынести уроки из некоторой части их критики, но вовсе не благодаря им, а из-за их презрения, которое привело к росту нашей «обороноспособности» и их маргинализации. И если теперь уже мы сами встанем в позу ветеранов, то мы можем обречь тех, кто придёт после нас, вновь повторить те же ошибки по той же схеме.

Отталкиваясь от вышесказанного, давайте начнём разговор с преимуществ, которые даёт восстание как отправная точка борьбы.

Начиная с Бунта…

«Атака – это отказ от посредничества, умиротворения, терпильства, приспособленчества и компромисса в борьбе. Именно действуя и обучаясь действовать, а не ведя пропаганду, мы откроем путь к восстанию, хотя анализ и дискуссия играют важную роль в том, чтобы определить как нужно действовать. Ожидание учит только ждать; действуя, человек учится действовать.»

«Повстанческая анархия: организоваться, чтобы атаковать» (зин Do or Die #10)

 

Надпись на баннере: «Либералы, можно мы взбунтуемся?» Ответ всегда «Нет!»

Многие организации, включая и те, которые не скрывают своей анархистской ориентации, обещают бросить вызов властям, как только подготовительная работа будет закончена; но мир постоянно меняется, ты можешь закладывать фундамент дома лишь для того, чтобы затем осознать, что изменился сам рельеф местности… Ты привыкаешь к ожиданию, даже если единственное, что заставляет тебя ждать – «необходимость» ещё чуть-чуть подготовиться – всегда легче дальше ждать. Революция, это как стать родителями, или что-либо ещё по-настоящему важное в жизни – ты никогда не можешь быть к этому полностью готов.

Часто необходимость подготовки формулируется словами о необходимости придать движению более широкий размах и повысить уровень знаний его участников. Но до того, как час столкновения настал, до того, как ряды сомкнуты – здесь не о чем говорить. Большинство людей предпочитает оставаться в стороне от теоретических дискуссий, но когда что-либо происходит, накал высок, и можно видеть конкретные различия между противоборствующими сторонами – они выберут, к кому присоединиться. Создавая такие переломные ситуации, можно вывести на чистую воду тех, кто скрывает свои авторитарные и капиталистические взгляды, и в то же время дать шанс всем остальным – сформировать иные убеждения.

Иногда приходится целиться мимо мишени, чтобы поразить её. Может быть, в умиротворённых Соединённых Штатах, некоторым придётся отвергнуть любой компромисс и постепенность, чтобы растрясти стоячее болото и воспрепятствовать интеграции движения в Систему. Порывая с мнимым социальным миром и согласием, радикализм обнажает несправедливость и даёт обоснование гневу, который чувствуют и другие люди. Когда туман кажущейся вселенской покорности рассеян, те, кто хочет бороться, могут наконец-то найти друг друга, а готовность к борьбе – более прочная основа для единства, чем чисто идеологическое согласие.

То, что ты делаешь уже сейчас, должно соответствовать твоим долгосрочным целям. Теоретическое самосовершенствование воспроизводит себя до бесконечности. Если стремиться к реформам, это приведёт к развитию реформистской логики мышления и борьбы. Если ты хочешь уничтожить все формы доминирования, то лучше с самого начала вступить с ними в бой.

…и переходя к сопротивлению

«Повстанческий анархизм, следовательно, придаёт особое значение распространению действия, неуправляемого восстания, чтобы ни армия, ни полиция не были в состоянии пресечь эту автономную деятельность. Чего Система по-настоящему боится, так это не самих по себе актов саботажа, а того, что они станут широко распространённой в обществе практикой.

-там же.

 

 

Каждая акция, рассеивающая иллюзии порядка и повиновения, ведёт к тому, что этих иллюзий остаётся всё меньше и меньше.

Почти все направления повстанческой мысли подчёркивают важность распространения восстания. Пожалуй, это один из лучших критериев, по которому можно оценить эффективность усилий инсуррекционистов.

И выжидание, и действие воспроизводят сами себя, следовательно, действуя, ты приглашаешь к действию остальных. Это аргумент в пользу того, чтобы проводить такие акции, которые каждый мог бы легко осуществить сам. Есть надежда, что такие действия войдут в «моду».

Во всяком случае, это теоретически так. Иногда анархисты совершают действие, которое другие могли бы с лёгкостью повторить, но на деле никто его не повторяет. Какие другие факторы позволяют акции вдохновить новые акции?

Даже если время ещё не пршило

«Мы – повстанческие анархисты… потому что вместо того, чтобы ждать, мы решили перейти к действию, даже если время ещё не пришло.»

-Альфредо Бонанно, Повстанческий Проект

Для большинства инсуррекционистов является аксиомой, что человек должен не ждать благоприятных обстоятельств, а немедленно бросаться в бой. Как противоядие от описанной выше выжидательности, такая позиция годится превосходно; но как моральное обязательство, догма, предопределяющая любое твоё решение, она может быть опасно бессмысленной.

Повстанческая теория согласна с этим, но на практике инсуррекционисты далеко не всегда делают мудрый выбор. Это один из тех случаев, когда непросто различить инсуррекционизм как программу с конкретными целями и инсуррекционизм как черту характера. Незамедлительно реагировать на несправедливость без оглядки на обстоятельства, это красиво, и, возможно, это способ обрести человечность в бесчувственном мире, но это не всегда стратегически оправдано…

Что не удерживает некоторых от того, чтобы возвести данную позицию в стратегический принцип. Люди, выросшие в обществе, основанном на христианском видении морали, часто отстаивают свои собственные предпочтения как универсальные, всеобщие предписания. Удивительно, насколько могут быть склонны к моралистскому осуждению окружающих люди, отрицающие мораль как таковую.

И всё же, повстанческий анархизм это религия или стратегия? Если это религия, то тогда её принципы вечны и неоспоримы как категорические императивы. Если, напротив, это стратегия, появившаяся в определённых условиях, мы должны хорошенько подумать о том, как эти условия отличаются от наших, и как такая стратегия может быть к ним приспособлена.

Когда Бонанно впервые сформулировал свою теорию в 1970-х годах, Италия была в эпицентре бури, угрожавшей всему социальному порядку; авторитарные и антиавторитарные течения смешивались и соперничали в ходе борьбы с правительством. Бонанно не подводил теоретическую базу под идею «ускоряющих» столкновений, а лишь предлагал такую организационную стратегию, которая дала бы уверенность в том, что уже происходящие столкновения приведут к свободе и автономии. Современные анархисты США, читая тексты вроде «Вооружённой радости» не всегда понимают это. Напротив, они видят в них призыв к индивидуальной «эскалации конфликта».

Конечно, в обществе, основанном на конкуренции и эксплуатации, всегда происходят столкновения, однако, они едва заметны. Никто не должен торопить других; достаточно сражаться там, где находишься. К сожалению, воображение мятежников зачастую ограничено наиболее популярными шаблонами атак. Представьте себе повстанца, который ходит на работу или учёбу всю неделю, а по выходным разбивает окна банков, не решаясь создать разрыв в структуре своей повседневной жизни и, в тоже время, с готовностью отваживающегося на совершение уголовных преступлений с целью разрушения вещей, находящихся за её пределами. Если такой образ жизни может иметь смысл, то это значит, что всё же следует осторожно выбирать, когда и как «приступить к действию.» Мы не убеждены в том, что он имеет смысл, но это не значит, что рассматриваемому повстанцу было бы лучше немедленно бить окна на своём рабочем месте.

Если «приступать к действию, даже если время ещё не пришло» не означает взять ближайший тяжёлый предмет и напасть на ближайшего человека в форме, то что это вообще означает? Как нам решать, какие виды действий имеют наибольший смысл?

На Первомай несколько дюжин хулиганов в масках буянили по всему торговому кварталу в деловом районе Сан Франциско, они били стёкла и запускали фейерверки.

Потом на Индимедии появилось анонимное заявление следующего содержания: “De Beers, Prada, Coach, Tumi, Wells Fargo, Longchamp, Macy’s, Armani, Crate and Barrel, Montblanc, Urban Outfitters и Guess были подвергнуты нападению за всё это политическое дерьмо, но в первую очередь потому, что к чёрту их всех! Эксплуатация является нормой экономической деятельности, а не исключением. Мы не видим нужды представлять длинный список из недовольств и солидарности.

Многое изменилось со времён коммюнике от коллектива ACME, последовавшего за действиями Чёрного блока в ходе протестов против ВТО в Сиэтле. В 1999 заявление ACME широко читалось и обсуждалось, оказывая влияние на политику нового поколения, которое видело больше смысла в противостоянии власти корпораций железными ломами, а не подписями и почтовыми ящиками. Спустя десятилетие, одетые в чёрное анархисты всё еще чудесным образом находят способы битья стёкол, несмотря на всевозрастающую слежку и репрессии — но коммюнике, если не само действие, кажется, ориентировано только на тех, кто понимает и одобряет эту тактику.

Против субкультуры

«Особенно следует избегать культурных и активистских кругов… Все окружающие – контрреволюционеры, потому что они лишь озабоченны сохранением их жалкого комфорта.»

- Грядущее восстание

Исторически повстанческий анархизм сосредоточился вокруг неприятия статических организационных структур. В США, где существующие издавна анархистские организации не особенно распространены и сильны, он выработался недавно, как реакция на культурные факторы. Некоторые инсуррекционисты осмысливают свою позицию как разрыв с тем, что они считают безнадёжно пассивными и интегрированными в систему анархистскими «субкультурами» — ездой на велосипеде как самоцелью, совместными обедами, которые никогда не заканчиваются уличными столкновениями, и так далее. Некоторые идут дальше, отвергая саму мысль, что субкультура может иметь какой-либо радикальный потенциал.

Что значит «отвергнуть субкультуру»? Культура повсеместная среди человеческих существ, как язык; вы можете ставить её под вопрос, вы даже можете уничтожить её, но в ходе этого процесса вы породите новую культуру. В общих чертах, этот отказ видится не как нечто, исходящее из некой мистической доктрины, будто мы можем бежать от культуры как таковой, (это путь, который Джон Зерзан проповедует как примитивистскую утопию без языка), но только как форма реакции на субкультурную идентификацию предшествующего поколения анархистов. Согласно исследованию выпуска №8 издания Rolling Thunder, ко времени, когда сегодняшние молодые анархисты стали совершеннолетними, панк-сцена, которая произвела так много их предшественников, пришла к преобладанию реакционных элементов. Отвергать одну субкультуру, столкнувшись с этим, было недостаточно — почему бы не отвергнуть субкультуру в целом?

Молодые инсуррекционисты не первые, кто попытался сделать это: можно найти похожую риторику в книгах вроде «Дни войны, ночи любви». Прежде чем идея завоюет новых сторонников, легко заявлять что она выходит за рамки субкультуры, так как она не воплощена в какой либо отдельной общественной среде. Но как только она приобретает сторонников, всё становится сложнее. Со всей вероятностью, сторонники будут разделять субкультурные ориентиры — иначе как бы они смогли воспринять идею? — а при отсутствии таковых, им придётся создать общие ориентиры в ходе попытки воплотить идею. Культура — это просто что-то вроде ориентиров, чем более они непонятны, тем более «субкультурны» — в этом смысле идеологический инсуррекционизм значительно более субкультурен сегодня, чем, скажем, веган-стрейтэдж сцена.

Конечно, повстанцы могут выйти за субкультурные границы тем способом, который теориям не доступен; так же межкультурные пространства иногда могут создать плодородную почву для восстаний. Много чего можно сказать про создание связей между разными сообществами в ходе борьбы, показывающее, что сопротивление не является исключительной сферой деятельности лишь одного из них. Если бы не было однородности в большинстве повстанческих кругов, было бы возможным читать эту критику субкультуры как аргумент за кросс-культурные пространства, а не как хитрый способ продвижения ещё одной новой субкультуры. Нет такой вещи, как зона, свободная от культурных маркеров — усилия по высвобождению от культурных ограничений должны начинаться с интеграции разных культурных «миров», а не попыток быть вне их всех.

Возможно, подобно авторам вышеупомянутой книги «Дни войны…», некоторым людям нужно резко противостоять культуре как таковой, просто чтобы почувствовать себя имеющими право воплощать в жизнь что-то новое. Но в итоге, когда это новое нечто становится преуспевающим и приобретает субкультурную идентификацию, оно начинает нуждаться в критике, учитывающей этот факт — иначе оно будет обречено быть изолированным и нейтрализованным, как и его предшественники. Те, кто думают, что они могут полностью игнорировать культуру, пытаются выплеснуть ребёнка вместе с водой — это особенно тяжёлый проект, когда ребёнок – ты сам.

Этот спор о культурных параллелях намного старше спора между повстанцами и анархистами, верящими в построение долговременных конструкций. Последние приводят довод, что повстанческая критика организаций основана на той идее, что формальные структуры неизбежно иерархичны, но отвечают, что такой анализ не даёт инсуррекционистам инструментов для анализа проблемы скрытых иерархий которые развиваются в неформальных сетях. Порицание авторитарных тенденций в конкурирующей идеологической среде не даёт им самим иммунитета от той же заразы.

Так все ли субкультуры «озабочены лишь сохранением своего жалкого комфорта»? Наверно, это просто вопрос терминологии в обозначении общественных кругов, которые озабочены только лишь сохранением своей комфортной «среды». Есть ли положительная роль, которую субкультура может играть в разжигании восстаний?

Давайте вернёмся к вопросу о том, каким образом действие становится заразительным. Как было показано выше, просто совершения действий, которые «может делать любой другой», самого по себе недостаточно для распространения сопротивления. Этот подход основывается на предположении, что другие, кто разделяет похожее чувство неудовлетворённости, увидят действия и поймут стратегию, олицетворяемую ими, и что только лишь это подвигнет их на действие. Но этот подход принимает за аксиому, что акции будут хорошо видны, а стратегия понятна по другую сторону культурных границ; также он игнорирует то, что стремление определяется культурой так же, как и классом.

Многие из тех, кто убивал президентов и царей более века назад, неистово верили в то, что эти действия воодушевят угнетённых на восстание. Подпольные группы «вооружённой борьбы» иногда использовали похожую логику. Часто эти группы критикуются повстанцами за то, что их действия слишком недоступны; но это не объясняет того, почему более легковоспроизводимые тактики часто также не удаётся сделать модными. Другой критикой в отношении вооружённых групп является то, что они отделяют себя от остальных, и поэтому новая энергия и идеи перестают прибывать; эта критика кажется более меткой. Можно сказать, что распространение повстанческой страсти и ценностей — по существу, культурных явлений — так же обязательно для разрастания революции, как и бензин для «коктейлей Молотова».

Например, за последние несколько лет, североамериканские анархисты провели законспирированные нападения на банкоматы, окна банков и другие цели; в настоящее время это один из самых известных шаблонов для повстанческой деятельности. Такие ночные нападения, похоже, не имеют широкого распространения за пределами анархической субкультуры в большинстве городов, в которых они имели место, но они привели к росту числа акций-подражателей в других сообществах анархистов. Это указывает на важность общего культурного контекста — общих ценностей, ориентиров и мест для общения. Искренние действия могут быть заразительными, но мы всегда совершаем что-либо по хорошо известному для нас примеру. Также наши действия обусловлены ценностями, принятыми в наших сообществах.

Похоже, что люди охотнее присоединятся к восстаниям, если это может помочь им удовлетворить свои потребности. Но сами потребности порождаются обществом: например, никому не был нужен мобильный телефон, чтобы поддерживать связь со своими друзьями лет десять назад, а многочисленные общины коренного населения предпочитали сопротивление любым удобствам до тех пор, пока их образ жизни не был уничтожен. Существующие структуры власти, как правило (по крайней мере, не хуже радикалов), способны предложить возможности для удовлетворения потребностей, которые они производят, – через индивидуальное соперничество или институциональные реформы. Настоящая контркультура взращивает потребности, которые капитализм и демократия никогда не смогут обеспечить, такие как жажда человеческого достоинства.

Пытающиеся распространить сопротивление должны это учитывать. В течение прошлых пятидесяти лет заморские повстанцы часто отождествлялись с субкультурой — например, итальянская инсуррекционистская среда 80-х и 90-х основывалась на сети автономных социальных центров. Критикуя долговременные инфраструктурные проекты и контр-культурную среду, некоторые американские инсуррекционисты показывают своё незнание контекста, на фоне которого бунтуют те иностранцы, которые вдохновляют их.

Нелепому взгляду, что мы не должны рассматривать культуру как пространство для мобилизации сопротивления, мы противопоставляем проект создания культуры сопротивления, в которой люди разных культур смогут найти точки соприкосновения в общей идее уничтожения иерархии во всех её формах.

Отрицание анархо-идентичности

Один из частных случаев преодоления субкультуры – преодоление анархизма как идентичности. Это вызывает к жизни один старый вопрос: должны ли мы организовываться именно как анархисты, или, объединяясь по иному принципу, мы скорее придём к анархии?

Много было сказано о сопротивлении изоляции в закрытых кругах посвящённых. Представим молекулу, которая соединяется с другими молекулами путём разделения электронов с ними. Если у неё есть свободные электроны, то она склонна образовывать новые связи или распадаться; с другой стороны, если все её электроны находятся в стабильных связях, она вряд ли придаст новую динамику окружающим её молекулам. Точно также, анархисты, которые изолируют себя в компании убеждённых и оторванных от жизни теоретиков, склонны становиться статичными и предсказуемыми, тогда как те, кто меньше вращается в однозначно анархистских кругах, чтобы оставаться открытым для отношений с другими людьми, иногда могут активизировать волны изменений.

В тоже время, организация на базе общественной, а не идеологической позиции—например, как гомосексуальная молодёжь, как жители одного района, или как представители рабочего класса, которые желают изменить положение—может быть весьма перспективной. Всякий, кому доводилось работать в коалициях, знает, насколько трудно бывает достичь чего-либо перед лицом огромных внутренних различий в целях и ценностях. Это верно даже без централизованной процедуры принятия решений — вспомните случаи, когда предполагаемые товарищи тащили автоматы для продажи газет обратно на тротуары во время уличных столкновений. Пожалуй, лучший подход состоит в объединении на некотором пересечении общественной позиции и идеологии: например, компания, которая росла вместе, открывает для себя антикапиталистическое сопротивление, и предлагает эту возможность другим компаниям.

Зачастую те, кто находится на переднем крае столкновений с властями, вообще не считают себя анархистами, в то время как анархисты с тщательно сформулированной политической позицией избегают конфликтов и даже сопротивления путём саботажа. Люди примиряют свои политические взгляды с реальностью, и эти взгляды часто не имеют ничего общего с тем, как они в действительности себя ведут. Это явление подтверждает скептицизм повстанцев по поводу важности идеологических позиций, но это также и значит, что те, кто называет себя повстанцами с не большей вероятностью практикуют то, что проповедуют, чем все остальные.

Несмотря на то, что «сознательный» анархизм не всегда связан с активным сопротивлением, нет оснований полагать, что конфликты, участники которых не говорят, что они – анархисты, более предпочтительны для создания анархистских ситуаций или взаимоотношений. Если ты против всех форм угнетения, ты можешь так и сказать с самого начала, и этим не дать возможности присвоить твои старания представителям авторитарных идеологий.

 

 

 

Комментарии

Человеку свойственно менятся, однако, изменяя самого себя мы изменяем мир вокруг себя. Не считаете ли Вы, что Вас по существу водят на поводке, как некоторых монстров. Для запугивания остальных простых обывателей. Более умные, и продвинутые представители элиты анархистов, для отрывания на крови рядовых молодых, себе состояний для безбедной жизни. Либо преследуя иную цель, точки входа в истоию. Не слишком ли высока цена?

Голосов пока нет

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

2 недели назад
2
Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

3 недели назад