По предположению группы поддержки, Илья сейчас находится в транзитной ИК-18 в Потьме. Куда его повезут дальше — пока неизвестно.
На фото: Илья Шакурский во время суда в Пензе.
«ИК-7 в Сосновке, в которой Илья находился с июня этого года, закрывается, - пишет группа поддержки политзека. - Мы писали ранее, что постепенно из этой колонии увозили заключенных. Туда Илья попал после больницы и этапа из-за закрытия колонии ИК-17 в Озерном, где он пробыл до этого 5 лет.
Пока у Ильи нет адреса, можете написать ему слова поддержки в наш бот — мы передадим ему, когда будем писать письмо в новое место.
Также Илью можно поддержать письмом в транзитной ИК-18 в Потьме. Отправьте его обычной почтой или почтой через «Зонателеком» по адресу: Шакурский Илья Александрович,1996 г. р., ул. Красноармейская, д.10, п. Потьма, Зубово-Полянский район, Республика Мордовия, РФ, 431100.»
Перевод на помощь Илье и его близким можно сделать на одну из карт «Сбера»: 2202203279323929, 2202206318325417 (Нина Ивановна Ш.)
«За что?» — вопрос, который казался Илье главным в начале срока, но со временем уступил место другому: как жить дальше.
В «Важном вопросе» фигурант пыточного «дела Сети» делится разговорами с людьми, которые пытались понять, почему он оказался за решёткой. Илья рассказывает, как эти вопросы заставили его задуматься о том, что действительно важно, вопреки формальным законам:
Спустя около 5 лет после вынесенного приговора порой мне вновь приходится возвращаться к вопросу, о котором я говорил в своем последнем слове. Тогда, еще не познав грядущую неизвестность лагерей, я предполагал, что на протяжении всего оставшегося срока мучительно буду задаваться вопросом: «За что? За что и почему я нахожусь здесь?» И именно этот вопрос будет с каждым разом, с каждым годом ожесточать меня, множить ненависть и злобу внутри, питаясь сознанием вершимой несправедливости.
Но знаете… Прошли годы. Годы моей лагерной жизни, полные различных событий, потерь и приобретений, разрывов и исходов, отчаянья и надежд — и за все это время я ни разу не возвращался к этому вопросу, ни разу не задался им ни мысленно, ни вслух. Для меня все стало (да скорее даже всегда было) более чем ясно и очевидно. Мое «за что?» никак не связано с правом и законом, статьями и ответственностью. В России просто не существует таких категорий. Нет, они, конечно, имеют формальное предназначение, но фактически все общественное взаимодействие от вершин до самых низов строится на понятиях — неписанных правилах социальной игры, жизни в обществе, на правилах, которые всем понятны, но никто о них не говорит вслух, просто «все всё понимают».
Согласно данным понятиям, я являюсь врагом. Враг — государства, режима, кремля, системы — называйте, как хотите, но суть именно в том, что моя судьба определена не уголовным кодексом, приговором суда или степенью содеянного, а именно сущностью моих убеждений, позиций и направлением мысли. Сам факт моего существования является преступлением, ибо так или иначе я могу представлять угрозу. Для общества? Исходя из текста приговора — да. А исходя из понятий? Как думаете?
Однако за годы моего заключения важный вопрос из моего последнего слова на суде эхом возвращается ко мне из уст окружающих людей. Тем, кто охраняет общество от моего присутствия, и тем, кто, совершив преступление, оказывается рядом со мной, довольно интересно пытаться сложить пазл в картине мира, поняв таким образом, кто я и почему нахожусь здесь.
«За что?» — спрашивает меня мент при первом знакомстве.
— Кого взорвал?
— Никого.
— Что хотел взорвать?
— Ничего.
Он ухмыляется и думает, что мне просто стыдно или страшно признать свое преступление, принять ответственность. И только позже, пролистав приговор в моем личном деле, он, почесав затылок, понимает, что и там нет конкретного ответа на его вопросы, а есть лишь «свержение строя путем взрывов в неустановленное время складов с боеприпасами, которые неизвестно где находятся». Он пробежится по тексту приговора еще раз, взглянет на мое фото в личном деле и придет к выводу: «По-любому что-то было, ведь не просто так 16 лет дали». Именно так понятные всем формулировки закона в случае своей абстрактности переходят в парадигму понятий с их тонкими смыслами, объясняющими суть явления.
Примерно с теми же «интересами» обращается ко мне бытовой убийца, грабитель и наркоторговец:
— Как ты власть хотел свергнуть?
— В приговоре написано: «Путем взрывов и поджогов».
— Поджогов чего?
— Складов с вооружением, штабов «Единой России»…
— Где? Каких? В Москве или в Пензе?
— Я не знаю. Этого в приговоре нет.
Зэк хитро улыбается, будто уличая меня в том, что я «что-то скрываю». Ведь исходя из его мировоззрения, схожего с убеждением охраняющего нас мента, «в этих местах нет невиновных». И если ты сюда попал, значит, точно что-то было.
Я уже никому ничего не объясняю. Я не оправдываюсь и ничего не доказываю. Я даже перестал расценивать слово «террорист» по отношению к себе как оскорбление. Лишь иногда делаю поправку: «Не "террорист", а революционер».
Когда окружающие не могут найти в моем приговоре ни жертв, ни пострадавших, ни объектов поражения, ни лайков, ни репостов, ни публичных призывов, они задают уточняющие вопросы:
— Ну вы политику обсуждали же?
— Да.
— Против власти были?
— Да.
— Ааа, ну тогда все ясно. Чего ты хотел тогда?
Поначалу меня обескураживала такая логика. Обсуждение политики и критика власти? Существуют ли такие статьи в уголовном кодексе? Нет. Согласно закону, мы живем в демократическом государстве, где соблюдаются права человека и статьи конституции. Но вот если исходить из понятий, тогда все становится на свои места. Диссонанс, возникающий из вопроса «за что?», растворяется в основах неписанных правил. Эти правила доступны каждому чиновнику, чекисту, менту, бюджетнику, бизнесмену, зэку — абсолютно всем. И Ходорковскому, отсидевшему десятку; и учительнице, вынужденной делать вбросы на выборах; и Дурову, продавшему «ВК»; и членам ОНК, не фиксирующим факты пыток. Россия живет понятиями, которые нам, молодому поколению бунтарей и идеалистов, пришлось усваивать за решеткой.
Я больше не задаюсь здесь вопросом «за что?». Но именно из него я нашел более важный ответ на вопрос: «Как я собираюсь жить дальше — по понятиям или по закону».
Понятия созданы в интересах определенных кругов. Законы трактуются в зависимости от ситуации. Я принял решение жить по совести, даже если это не по понятиям и не по закону.
Июль 2025 года
Добавить комментарий