Сквотирование офиса, или как извратить саму суть работы

История о том, как один из агентов CrimethInc. отказался от своих antijob-привычек, стал белым воротничком и закончил настоящим бандитом.

Наша история начинается пару лет назад в небольшом городке, коих по планете тысячи. Благодаря обширной и, пожалуй, даже назойливой циркуляции литературы от CrimethInc., а также периодическим залпам эссе Боба Блэка, в моем родном городке образовалась небольшая, но очень активная община безработных анархистов. Тем не менее, у всех у нас были – я использую самую вежливую формулировку – проблемы.

Не опасные проблемы, вроде героина. И не проблемы со здоровьем, вроде недоедания, или ужасных болезней – у нас даже ни у кого особо страшных прыщей не было. Распространенных косметических проблем, вроде лысин, тоже не наблюдалось, хотя запах наших тел иногда создавал трудности при общении с работающим обществом. И, несмотря на утверждения «Диеты Аткина», все выглядело так, будто диета на сушках и других видах хлебобулочных изделий придавала человеку несколько худощавый, но совершенно точно не исхудавший вид. Можно сказать даже, что мы приобрели определенную бунтарскую сексуальную привлекательность, как Джеймс Дин и Бен Рейтман. Возможно, следует выпустить «Руководство доктора CrimethInc. к похуданию посредством безработной диеты» специально для наших гротескно-толстых североамериканских соотечественниц и соотечественников.

Похоже, что для недавно открывших безработицу товарищей, существенной проблемой было все то свободное время, которое вдруг образовалось. Хоть некоторые упорные люди применили свое свободное время для занятия мелким антикапиталистическим предпринимательством вроде распространения литературы и шелкографии на футболках, многие представители более молодого поколения, которые с радостью присоединились к нашей банде безработных, казалось, пребывали в уверенности, что ничего на свете лучше нету, чем потратить редкие теперь наличные на то, чтобы попытаться упиться вусмерть. Лично я, вечный трудоголик, вовсе не обладал свободным временем для такого досуга. Я был постоянно вовлечен в организацию демонстраций, подстрекательства к бунтам, обширные путешествия с целью всячески подтолкнуть мировой капитализм к пропасти.

Спустя где-то год драк с копами, многочисленных побоев, поедания сушек, катания на поездах, поедания сушек, публикаций на анархистских веб-сайтах из богом забытых библиотек, катания на поездах, драк с копами (повторять до опупения), я чертовски устал. Может, я сделан не из того теста, но когда мой товарищ по катанию на поездах заметил, что мы опасно приблизились к черте, за которой нас примут за обычных бомжей, а не за головорезов-анархистов, которыми мы были на самом деле, меня осенило: в этот момент слабости мне вдруг захотелось где-то жить. Предпочтительно на родине. Я хотел дом, комнату, где можно оставить рюкзак с жалким скарбом. Мне нужно было место, где можно было бы преклонить голову – и чтобы это не был придорожный куст. Особенно если рядом с кустами нет библиотек, анархистских инфошопов или полезных мусорок.

Этот вопрос являл собой еще одну проблему, преследовавшую безработных анархистов: где жить. Некоторые из моих безработных друзей-анархистов решили эту проблему за счет проживания со своими лучшими половинами – крайне сомнительная практика с точки зрения феминисток. В любом случае, горе мне, ибо у меня не было романтической связи в тот момент, и я считал морально недопустимым пользование чьим-либо диваном или постелью, даже если взаимно сладострастный секс входил в комплект. Человек, наиболее близко соответствовавший тому, чтобы называться подругой или другом, также был безработным и жил в достаточно ненадежных условиях на чердаке в часе езды от моего родного городка. Мои бывшие собратья и сестры по анархистскому взрослению, принимая во внимание мое таинственное исчезновение и потрепанный вид по возвращении, должно быть, решили, что я сбежал из психушки и с трудом шли со мной на какой-либо социальный контакт, не говоря уже о контакте сексуальном.

Мне негде было жить, последнее мое пристанище – мою собственную старую машину – недавно похитили, дом группы анархистов, в котором я жил до недавнего времени, снесли бульдозером за неуплату арендной платы, и я не знал, что предпринять. Некоторые из моих старых знакомых организовывались для покупки общественного дома мечты, где каждый должен был бы платить по несколько сот долларов ренты – много больше, чем я мог себе позволить. Я испытывал отчаяние и апатию более сильные, чем когда-либо до этого. У меня не было денег, не было никакого разумного способа их заработать, за исключением разве что попрошайничества, но  я был слишком горд для этого.

К счастью, знакомый крастер-путешественник предложил мне попытать счастья на крыше местного ресторана Хардис, жуткой фаст-фуд обжираловки всего лишь в паре кварталов от моего последнего прибежища. Я взобрался по лестнице на крышу и немедленно развернул работы по обустройству. Несколько дней я жил в покое, подобно Горбуну Хардис. Тем не менее, утренний свет будил меня слишком рано, температуру по утрам мне было очень тяжело переносить, а сотрудники Хардис вскоре начали что-то подозревать по причине постоянного грохота на крыше и того, что я все время использовал их туалет в качестве душевой. Что мне было делать? Мне была нужна хотя бы крыша над головой, лучше всего со стабильным доступом к туалету и душу. Но как? Никаких брошенных домов в окрестностях не наблюдалось – сквотировать нечего. Денег на аренду жилья не было. Толерантность местных жителей к бродягам-спящим-на-скамейках достигла критически низкой отметки по причине взрыва добровольной безработицы в городе.

Потом меня будто громом поразило: в голову пришла мысль, как мне обустроиться. Я отважно отправлюсь туда, куда еще не осмеливался пойти ни один агент CrimethInc., по крайней мере, не осмеливался с тех пор, как мы все отправились на наши экзотические поиски лучшей доли. Я пойду работать. На первый взгляд это означало Продаться, по крайней мере менее творческие личности так бы и подумали. К счастью, в моем плане был предусмотрен неожиданный ход: я засквотирую офис. Казалось, ангелы запели в небесах, когда я подумал об этом.

Я не был особенно искушен в переговорах с агентствами по трудоустройству, поэтому решил попытаться вернуться на свое прежнее место из эпохи «до бродяжничеств» в качестве программиста лаборатории, проводившей эксперименты. Нет, не эксперименты над животными. Эксперименты над людьми. Вроде пыток всякими звуками, чтения при ярком разноцветном освещении и тому подобное. Поди разберись, зачем. Наверное, на благо науки. Для человека с более бедным воображением, это показалось бы ужасной работой, подразумевающей утомительное безыскусное программирование за минимальную зарплату. Тем не менее, с этим рабочим местом в комплекте шла куча преимуществ.

Прежде всего, не было никаких четко оговоренных рабочих часов: я мог работать – или не работать – когда хотел, то есть у меня всегда было свободное время для организации демонстраций, посещения панк-концертов, даже на таинственные исчезновения периодами по несколько недель у меня хватало времени. Во-вторых, мой босс, высокообразованный бывший профессор Гарварда, не имел ни малейшего представления о том, что такое компьютерное программирование, поэтому не мог по достоинству оценить масштабов моей трудовой деятельности. В-третьих, у меня был мой собственный компьютер и доступ к принтеру. В-четвертых, вся комната отошла практически в мое единоличное пользование, с прилегающими туалетом, крышей и даже доступом в спортзал с душевой.

Проблема решена. Только подумать: при нулевых затратах да еще с чеком на неплохую сумму, я смогу финансировать полномасштабное анархистское сопротивление власти транснационального капитала, в то же время имея место, где жить. На мгновение, я едва не усомнился в мудрости пропаганды CrimethInc. и даже во всемогущем и всевидящем Бобе Блэке. Может быть, они все поняли не так? Может ничего плохого в работе и деньгах нет? Да, трудовое рабство и потребление – вот куда ведет нас капиталистическая махина. Но получать зарплату за минимум работы или ее отсутствие, в то же время наслаждаясь роскошью офиса с кондиционерами, – значило паразитировать на системе. Высасывать из нее жизненные соки. В своем безделии я причинял больше ущерба в виде нецелевой траты средств, злоупотребления системой здравоохранения, и тому подобного, чем большая часть всех Черных Блоков! Я мог потратить деньги на закупку оружия, чтобы начать мои сумасшедшие анархистские тренировки по выживанию, или оплачивать дорогие обеды в ресторане средиземноморской кухни, если вдруг стану мягкотелым.

Так начался мой личный захват офиса. Прежде всего, я отправился в дом своего друга. Помылся, побрился и даже на мгновение задумался о том, чтобы причесаться. Отправил вежливое письмо моему боссу, в котором сообщил, что провел прекрасный год, работая на вымышленного работодателя, как вдруг, вернувшись из вымышленного отпуска в Европе, узнал, что уволен с вымышленной работы. Не соблаговолит ли он, памятуя о плодотворном периоде моей работы в его лаборатории, учесть мое нынешнее трудное положение и принять назад блудного сына? Мой босс ответил предложением встретиться на следующий день. Я снова оказался в его кабинете. После краткой беседы о прелестях оперы и всех тех прекрасных вещах, которые я сделаю для него, как только буду снова работать в лаборатории, я был нанят. Что еще более важно, у меня оказались копии ключей от офиса. Верблюд просунул морду в палатку, и тело двинулось следом.

На исходе первого рабочего дня я осмотрел офис на предмет спальных мест. В коридоре стоял достаточно удобный диван, но расположен он был на видном месте – сомнительно с точки зрения полноценного восьмичасового сна. В офисе было предостаточно свободного пространства для моего спальника, и, хоть кафельный пол по ночам становился неприветливо холодным, я готов был с этим мириться. Я решил попробовать одну ночку. Глубоко заполночь дверь со скрипом отворилась. В ужасе, я выскочил из спальника – к счастью, я спал в одежде – и запихал мешок под стол. По неведомым причинам (наверное, это божественное провидение), уборщица меня полностью проигнорировала. Молчаливая соучастница? Или гонять бродяг из офиса в ее обязанности не входило? На самом деле, уборщицы были очень крутыми. Они появлялись в четыре или пять утра и начинали уборку. С учетом расистского и сексистского характера индустрии белых воротничков, хотя все сотрудники лаборатории и начальство были без исключения белыми англо-саксонскими мужчинами, все уборщицы без исключения оказались черными женщинами за сорок.

И хотя мой босс, как и любой другой выдающийся гражданин маленького либерального городка, в котором происходит наша история, любил восхвалять себя за свои просвещенные, обще-левые политические взгляды, он и ему подобные оставались слепы в отношении того факта, что рабоподобная рабочая сила, состоящая поголовно из афроамериканцев, вынуждена вставать ни свет, ни заря только ради того, чтобы подмести за ними полы и вынести их мусор. Другими словами, сделать за них то, что любой уважающий себя человек способен сделать самостоятельно. Со своей стороны уборщицы наслаждались тем, что никакого надсмотра за ними не осуществляется, и устанавливали на время своей работы звуковую систему (да, это был Jukebox, но переделанный!), которая в предрассветные часы заставляла пустое офисное здание содрагаться от стильных звуков музыки соул. И хотя мне следует признаться, что я настолько белый, насколько может быть белым белый юноша (несмотря на искреннюю приверженность анархистским девизам вроде «долой сегрегацию общин по цвету кожи» и посещение пары антирасистских тренингов), скоро соул меня серьезно увлек. Уборщицы эпизодически подпевали и подвывали – и ничто не поднимало мне настроение так, как вид живых людей, наслаждающихся собой в бездушном офисном здании. Я никогда не слышал, чтобы мой босс подвывал или пел под музыку во время рабочего дня. Безусловно, вой и песни оказались бы замеченными и осужденными хозяевами дискурса в наши дни.

Между мной и Душеочистительным Персоналом Лаборатории вскоре завязались определенного рода дружеские отношения. Сижу я в лаборатории за компьютером, размышляя, где бы кинуть кости или сочиняя очередной пылкий анархический манифест, – тут входит одна из уборщиц, чтобы собрать мусор, проплывает по комнате, я бормочу что-то вроде «еще одна долгая ночь на работе...», и мы заговорщицки подмигиваем друг другу. Может быть, подмигивание мне и померещилось, но в любом случае, они никому на меня не доносили. Со своей стороны, я старался содержать свое офисное пространство максимально чистым и выносил мусор самостоятельно. Во время наших встреч в коридорах, мы говорили о нашей любви к соулу, о том, как мир на всех парах несется к апокалипсису благодаря усилиям таких ублюдков, как мой босс и других белых мужиков в костюмах.

Ситуация со спальным местом казалась немногим лучше, чем на крыше, пока я не заметил две маленькие дверки в дальнем конце офиса. В масштабах офисных помещений, маленькие расстояния могут казаться очень большими, и дальняя часть комнаты представлялась этакой неизведанной землей, населенной дверьми, куда не ступала нога человека. К несчастью, первая из дверей оказалась запертой. За второй оказался чулан, наполненный странными, давно забытыми компьютерами и руководствами по их эксплуатации, – все эти вещи застали Рейгана во главе США. Последняя дверь открывалась в практически пустой чулан, за исключением чуднОго стола и книжной полки. Сердце учащенно забилось от радости, и глаза наполнились слезами. Я обрел свой дом. Более того, я мог запирать дверь этого чулана как снаружи, так и изнутри при помощи того же ключа, которым открывал основную дверь в компьютерную лабораторию – тем самым ключом, который мой босс так по-глупому мне передал. В ту же ночь я загрузил все анархические книги, которые хранил у своего друга с прошлого года, в коробку, остальной скарб побросал в рюкзак и расстелил спальник в чулане. Теперь я мог спать столько, сколько захочу, в полной безопасности. По пробуждении, я мог прислушаться к звукам в лаборатории (на случай, если мои редко появлявшиеся коллеги оказывались-таки в лаборатории в этот момент), и не выходить до момента, пока товарищи по работе не покинут здание. В противном случае, я бы появился из чулана подобно привидению и вызвал бы у кого-нибудь сердечный приступ, ну или, в крайнем случае, навлек бы на себя определенные подозрения.

Проблема еды была очень легко решена – заведение предоставляло сотрудникам холодильник и микроволновку. Я прятал сушки и прочие сухари в чулане, используя холодильник только для скоропортящихся продуктов. И хотя другие сотрудники трепетно наклеивали ярлычки с именами на свои продукты, я решил оставить весь свой провиант анонимным без всяких ярлычков – с учетом изобилия продовольственных запасов и уровня потребления это казалось мне достаточно безопасным. Насыщая сушки водой с помощью СВЧ, попивая апельсиновый сок... Я чувствовал себя этаким героем текста Торо для белых воротничков о выживании в офисных условиях.

Что до работы, то мой босс был уверен, что я являюсь самым трудолюбивым сотрудником, которого он когда-либо видел, несмотря на мою крайне низкую продуктивность. Я стонал и ныл по поводу даже самых элементарных задач программирования: «Ох, как же много времени это займет!» Я жаловался, стратегически переоценивая время по крайней мере в десять раз. Позже я, конечно, удивлял начальство необычайной производительностью, когда выполнял задачу «досрочно». При таком подходе, задачи на один день магическим образом растягивались на неделю, и, поскольку я регулярно переоценивал собственную загруженность по крайней мере на пару недель, я всегда перевыполнял собственный план! В виду того, что моему боссу недоставало других программистов (по крайней мере, компетентных программистов – парочка людей на полставки иногда показывалась в офисе, но я был единственным гордым обладателем полной ставки), он вскоре оказался на крючке. Я был крайне осторожен в том, чтобы не документировать свой код и он полностью зависел от моих профессиональных навыков, абсолютно полагаясь на меня в том, чтобы это приложение или та программка заработали.

Я преобразовался из бездомного бродяги в незаменимого помощника – и существенно обогатился в процессе. Тем не менее, почасовая оплата меня немного раздражала – я жаждал превратиться в сотрудника с фиксированной заработной платой... Ну или хотя бы чтоб мне платили в два раза больше за каждый час. Я начал заполнять свой табель учета рабочего времени 40-часовыми рабочими неделями, потом перешел на 50-часовые. Мой босс никогда не просматривал эти табели – оказалось, он готов был подписывать все, что угодно. После определенного рубежа в моей карьере, я смог разводить его на подписание пустых табелей! Я не был каким-то обычным офисным работником, я был настоящим гангстером. Да и мог ли мой босс жаловаться? Я был первым, кто появлялся в офисе утром и последним, кого он видел, когда уходил домой к своей жене и детям в конце рабочего дня.

Когда ситуация на трудовом фронте оказалась под моим контролем, я начал приглашать некоторых избранных друзей приобщиться к моим ресурсам. Один из моих друзей – мужчина с неухоженной бородой, сильно смахивающий на Теда Качински, отчаянно нуждался в компьютере, на котором можно было бы набрать его последний манифест о безумии индустриальной цивилизации. Будучи бродягой, своего компьютера он не имел, поэтому его постоянно выгоняли из якобы общественных библиотек. Будучи соавтором манифеста, я ощущал необходимость помочь, поэтому стал впускать его в офис с наступлением темноты. Обычно после девяти, когда даже самые трудолюбивые из моих коллег покидали здание. Овладев бесплатным высокоскоростным интернетом, текстовыми редакторами, неограниченными печатными и офисными ресурсами, мы проводили ночь за ночью в маниакальном наборе текста, поисках синонимов и антонимов, идеальных форм выражения нашего совершенного презрения и отвращения к существующей геополитической ситуации. С рассветом, мы исчезали в моем тайном чулане, подобно вампирам. Дверь запиралась изнутри и мы демонически смеялись над сложившейся странной ситуацией.

Манифест приближался к финальной стадии, когда одним утром я решил уйти на покой чуть раньше обычного, а мой стойкий товарищ продолжал работу по расстановке всех точек над i в нашем последнем шедевре публицистики. В приступе творческого безумия, мой приятель настолько погрузился в задачу, что снял с себя рубашку и буквально исходил потом над каждой риторической проблемой, которая вставала на его пути. Можно только догадываться о том эффекте, который оказало зрелище бородатого, немытого полуголого безумца, сгорбившегося над клавиатурой в окружении колонн тезаурусов и словарей, на офисного деспота средней руки. Можно только догадываться о том, что пронеслось в голове моего босса, когда он открыл дверь лаборатории и увидел явно сумасшедшего незнакомца, барабанящего по клавиатуре его компьютеров. Потрясенный увиденным, мой босс просто спросил: «Кто вы?» Бормоча в бороду какие-то нечленораздельные звуки, мой товарищ сохранил плоды своих трудов, собрал книги, махнул рукой моему начальству и скрылся по коридорам в направлении выхода. Как это ни странно, когда я проснулся и выбрался из чулана ближе к полудню, мой босс ни словом не обмолвился о происшедшем. Когда мой собрат по заговору рассказал мне о случившемся, я не мог сдержать хохота. Тем не менее, я чувствовал, что едва избежал разоблачения.

Но не мог же я позволить этому единичному случаю изменить мое доброе отношение к людям? Пару недель спустя, краст-панк, рассказавший мне о крыше Хардис, остановился в городе. Будучи добрым самаритянином, я посвятил его в свою аферу с офисным жилым пространством. Он оказался потрясен и, честно говоря, испытал даже что-то вроде ревности. В конце-концов, у меня же был дом с постоянным интернет-радио, доступом к прожигу дисков, высокоскоростным интернетом, и кондиционером без какого-либо надзора. Да еще мне же и платили впридачу. События приняли необычный поворот, когда он попросил меня помочь ему устроиться на работу в эту же лабораторию. Я спросил своего босса об этой возможности во время одной из наших встреч (мы виделись два раза в неделю), и босс упомянул о паре веб-страничек, которые необходимо было сделать. Я сознался, что являюсь старомодным программистом персональных компьютеров, а не веб-мастером, но, к счастью, мой друг был экспертом в этом деле и он сделает все, что надо. В восторге от перспектив, босс назначил встречу моему другу-крастеру. Немного приведя себя в порядок, мой друг оказался способен произвести впечатление на босса в качестве компетентного веб-дизайнера, и был нанят на пол-ставки для разработки веб-страниц. Теперь у меня не только был чулан, в котором жить, но и сосед по комнате. Позже тем же вечером он переехал: привез спальник и рюкзак. Мы чудесно проводили время за совместным программированием, наслаждались безумными металл-группами по интернет-радио, делали так мало работы за максимальные деньги, как было возможно. Веб-страница никогда не получалась такой, какой было нужно, компьютерные программы всегда имели 1-2 бага («это не баг! это фича!»), а деньги продолжали течь рекой. Что можно сказать? Мы заняли комфортную нишу паразитов в капиталистической системе: силиконовые клещи современности на загривке зверя.

Не собирающиеся останавливаться на том, что добились привилегий для себя, мы занялись распространением этих благ вовне. С уходом последнего сотрудника, офисное пространство превращалось в оплот анархии. К 5 вечера в дверь уже стучались дредастые и хайерастые панки. Все хотели зависнуть с нами и полазать по сети. Вскоре, по мере распространения информации об автономном офисном пространстве, в нашем ночном офисе стало регулярно ошиваться с полдюжины посетителей. Большинство просто приходило потусить. Погруженный в эйфорию «максимум бабла за минимум работы», надежно укрытый в своем чулане, я чувствовал себя неуязвимым. Тем не менее, с течением времени даже я стал напрягаться.

Панки приходили слишком рано, иногда даже до 5 вечера, и мне приходилось прогонять их до более позднего срока. Поскольку офис обычно закрывался в 5, они часто подолгу стучали в двери и иногда их замечали другие сотрудники, которые только уходили в это время. Но когда толпа врывалась внутрь, ничто уже не могло их остановить: офис превращался в гигантскую анархо-панк вечеринку с блеянием метал-групп из маленьких компьютерных динамиков и всеобщим расслабоном на вертящихся стульях. Каждый считал своим долгом укататься на них до тошноты.

Среднестатистический анархо-панк всегда непрочь перекусить. Особенно он(а) не прочь перекусить, если это чужая еда. В один трагический день, я печатал одно из своих последних произведений, когда мой молодой друг в футболке Dystopia и с пирсингом в губе ворвался в лабораторию с вопросом: «А есть чо похавать?» Я ответил, что могу отдать ему хлеб и еще что-то наверняка есть в холодильнике. Он ускакал в сопровождении двух других моих приятелей и моего краст-панк коллеги. Вдруг я услышал крики со стороны холодильника. Раздраженный тем, что мое творческое уединение прервали, я встал, намереваясь добраться до двери и выглянуть в коридор. Прежде, чем я успел дойти до двери, мой полный приятель-крастер нырнул в комнату. На лице его застыла ухмылка. «Мужик, похоже мы его разозлили». Меня как громом поразило. Кого разозлили? Что, черт возьми, случилось! Мой коллега взглянул на меня со страхом в глазах, но попытался выдавить юморную улыбочку. «Чувак, это ж была просто горчица».

Я захлопнул дверь и попросил своих молодых протеже посидеть смирно хотя бы несколько минут и рассказать мне, что произошло. Казалось, все они избегают моих вопросов. Наконец, один из них сознался в преступлении. «Эээ, ну да, я типа искал, чем твой хлеб намазать, и, короче, беру я эту горчицу. И на горчице наклейка с этим именем. И входит этот чувак, злится, говорит, что это его горчица, спрашивает, кто я такой, черт возьми, как я оказался в здании... Я типа, «Я друг (тут настоящее имя автора)». А потом... Не знаю, я просто поставил горчицу на место...» Проклятие. Я чувствовал, как мой карточный домик рушится, все из-за ненужного употребления горчицы без должного соблюдения правил активистской безопасности.

Я был и в ярости, и в отчаянии одновременно. Владелец горчицы, человек средних лет, за тридцать, без каких-либо реальных перспектив карьерного роста, конечно же, испытает иррациональное расстройство в связи с похищением горчицы. Случаи, подобные этому, разрушают хрупкий мирок белого воротничка. У него в активе было мое имя, и он наверняка узнает, кто я такой и доложит обо мне начальству. В конце-концов, только сотрудникам позволялось находиться в здании. Мой босс может решить проинспектировать лабораторию... Он даже может обнаружить мой незаконный офисный сквот! Голова кружилась от катастрофических последствий этого случая. Что же делать? Я схватил анархо-панков за шкирку и вытолкал их из офиса. Попытался привести лабораторию и чулан в порядок. Потом бежал на ближайшую кушетку, где и остался на ночь размышлять о своей судьбе. Мы зашли слишком далеко. И действительно, на следующее утро я получил e-mail от своего босса с требованием явиться.

В страхе за свою жизнь, я ответил, что плохо себя чувствую и с радостью встречусь завтра. В течение всего дня я эвакуировал наиболее ценные из своих вещей из лаборатории, одновременно ломая голову над тем, как я буду объяснять события прошлой ночи. Никаких быстрых и простых оправданий не придумалось, не говоря уже о сколько-нибудь правдоподобных. В отчаянии, утром следующего дня я побрел на встречу с начальством. Он взглянул на меня суровым взглядом Египетского Фараона. «Тебе известно о том, что случилось вчерашней ночью?» Я кивнул головой и решил сразу пресечь дальнейшие упреки. «Этого больше не повторится. Я всего лишь пригласил в гости двух молодых друзей и они допустили ошибку. Не беспокойтесь, этого больше не повторится». Я повторял это, подобно мантре, в надежде спастись от неизбежного. К моему удивлению, сердце Фараона смягчилось. Он посмотрел на меня и спросил на своем тихом идеально новоанглийском акценте: «У тебя все в порядке? Какие-то личные проблемы?» Ну, можно, конечно, и так сформулировать. Личные проблемы. Можно было бы сказать, что я – сумасшедший революционер-антикапиталист, искажающий сам смысл работы по найму с целью захватить жизненное пространство и заработать деньжат на тот день, когда я отрежу голову своему боссу. Но, безусловно, «личные проблемы» – более вежливая формулировка.

«Ну, вы знаете, у меня сейчас очень тяжелый период. После того, что случилось 11 сентября, после обрушения рынка ценных бумаг, все только дорожает, а средства моей семьи и мои собственные были вложены в акции цифровых компаний...» Я прервался и с отчаянием взглянул на начальство. Оно все еще смотрело на меня с некоторым беспокойством. «Ты знаешь, я не буду терпеть случаи, подобные вчерашним. Мне очень жаль тебя и твою семью, и, конечно, если необходимо, ты можешь работать сверхурочно. А теперь иди – отдохни». С этими словами меня сняли с крючка.

Для офисного сквота настали тяжелые времена. Друзей официально поставили вне закона. Коллега-крастер вскоре допустил фатальную ошибку. Как-то утром он выбрался из чулана без того, чтобы прислушаться к каким-либо звукам в лаборатории. Выбрался прямо пред светлые очи еще одного коллеги, который пришел на работу рано утром. Решив, что его наверняка сдали, он даже не удосужился встретиться с боссом, а просто прекратил все работы над веб-страницей-которой-не-суждено-быть-законченной. Он таинственно исчез из лаборатории, предоставив мне возможность заканчивать веб-страницу и оставив нашего босса в крайнем недоумении. Я все еще спал в чулане, о моем существовании никто не догадывался, но я уже не чувствовал себя так, как прежде. Не чувствовал себя, как дома. В былые времена, хоть это был офис, я все же воспринимал лабораторию как свой офис, мое личное владение, где я был сюзереном. Теперь я был под осадой темных сил презентабельности, а союзники покинули меня. Подозрительные коллеги следили за каждым моим шагом. Чулан я держал запертым. На запасы провианта пришлось наклеить ярлычки с именем. Даже табели о рабочем времени, в прошлом – монументальные памятники силе воображения, пришлось привести в большее соответствие с реальностью, чтобы мое вранье не было столь очевидным. Офис превратился в холодное и неприятное ярко-освещенное место, в котором недоставало человеческого тепла. Ветер подул в другом направлении. Поскольку я уже не мог более должным образом надругаться над офисом, необходимо было сменить обстановку. Я перевез все пожитки в чулан друга-симпатизанта. Настоящий офисный сквоттер всегда должен знать, когда надо остановиться и с триумфом отправиться к новым горизонтам бесплатного кофе и ночной принтерной печати.

Я с радостью отправил своему боссу электронное письмо, в котором сообщал, что «с наилучшими пожеланиями и искренним сожалением» я намеревался отправиться на поиски «больших возможностей». Он и я встретились еще один раз. Казалось, он даже был расстроен моим уходом, и предложил написать мне рекомендательное письмо, которое должно мне помочь при устройстве на работу. Со слезами, стекавшими по щекам, я покинул его офис. Ключ от лаборатории все еще висел у меня на цепочке. Никогда не отдавайте ключи от офиса. Всегда храните их – никогда не знаешь, когда придется снова въезжать.

Пару месяцев спустя, я был гордым обладателем должности веб-мастера и преподавателя курсов компьютерной грамотности – и, что более важно, хранителем тайного кода доступа, который позволял мне ночами на пролет наслаждаться офисным пространством прямо в центре города. И хотя чулан не мог похвастаться таким комфортом, как чулан в лаборатории по экспериментам над людьми, мое новое рабочее место компенсировало этот недостаток чудесным высокотехнологичным кофейным аппаратом.

Однажды ночью я просочился в офис с другим агентом CrimethInc., и мы занялись поглощением нескончаемого кофе. Все нормальные люди покинули офис в 7 вечера, поэтому все пространство принадлежало нам двоим: мы были современными гремлинами и феями, захватывающими средства производства, пока наши враги спят. В одной комнате, косматый, немытый, сорвавший рубашку товарищ, уже упоминавшийся ранее, завершал редактирование нашего нового произведения, «Охотник/собиратель». Он снова потел: перед ним стояла новая литературная задача. В своем личном кабинете я, потягивая кофе, начал невинно набирать мои заметки к новому номеру журнала «Внутренний Фронт». Дредастый друг распростерся в кресле самого Большого Босса. Иногда он вставал и начинал ходить взад-вперед и читать вслух отрывки того, что вскоре стало «В борьбе за наши жизни».

Утром, как по волшебству, анархисты исчезли из офиса, не оставив и следа. Но не думайте, что, если вы нас не видите, нас нет! Оставьте нам соевое молоко и веганские печеньки, дорогие офисные деспоты, если не хотите оскорбить духов. Помните, мы повсюду, плетем коварные интриги, пока вы спите.

В настоящее время автор часть времени проводит на платформе в лесу, а часть – в очаровательном офисном чулане на другом конце океана. Сквотируй мир, еби закон!

Агент CrimethInc.

Комментарии

Просьба!
Автор, прошу,умоляю объявись!

Голосов пока нет

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

2 недели назад
2
Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

3 недели назад

Свободные новости