Памяти Игоря Подшивалова. «Анархист из Сибири»

8 августа 2011 года исполнилось  пять лет со дня гибели Игоря Подшивалова. Он стал легендой еще при жизни. Популярный в Восточной Сибири журналист, лауреат первого конкурса российских журналистов им. Ларисы Юдиной «Вопреки-98», проводившегося «Новой газетой» и «Яблоком». Известный в России и за ее пределами анархист, командовавший в августе 91-го «баррикадой № 6», с развевавшимся над ней черно-красным знаменем… С его именем связана первая в истории современной России оборона жилого дома, предназначенного чиновниками на выселение. Одним из первых он в открытую провозгласил себя анархистом и сибирским «областником». Большое влияние Подшивалов оказал на становление Станислава Маркелова.  Вехи его биографии – длинная приключенческая повесть. В ранней юности, учась одновременно в средней и художественной школах, Игорь участвовал во Всесоюзном конкурсе, посвященном 150-летию со дня рождения Льва Толстого, и за свое сочинение, украшенное циклом иллюстраций, был удостоен первого места.

Этот случай и это лауреатство в каком-то смысле предопределили его дальнейшую жизнь пламенного публициста-пропагандиста и бунтаря.

В 1979 г. Подшивалов поступил на филфак Иркутского госуниверситета. От корки до корки проштудировал «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, «Государство и революцию» Ленина, и отыскавшиеся в университетской библиотеке «Речи бунтовщика» Петра Кропоткина. Еще раньше, в школе, он прочел книгу Натальи Михайловны Пирумовой «Михаил Бакунин». Интерес к анархизму был неслучаен. «В те годы более или менее живые люди от беспросветности ударялись кто в пьянство, кто в религию, – вспоминал сам Игорь. – Я отдал предпочтение первому. Надравшись двухрублевого вермута, я в общежитии декламировал Некрасова: «Душно! Без счастья и воли ночь бесконечно длинна. Буря бы грянула, что ли?! Чаша с краями полна». Или орал во всю мочь: «Как за Черным Яром…».

По филфаку ходили слухи о студенте-анархисте, который ходит с бутылкой в одном кармане и с конспектом Кропоткина – в другом. Однажды к третьекурснику Подшивалову подошла девушка с младшего курса и протянула газетный сверток. Игорь развернул его и обомлел: перед ним лежал самиздат – «Литературные тетради» Вампиловского книжного товарищества. Руководителем товарищества был писатель по призванию и сторож по роду деятельности Борис Черных, а девушка, Юля Пушкина, оказалась его женой.

Со временем она станет женой Подшивалова, матерью его детей. «Я залпом прочел три выпуска «Литературных тетрадей» и понял… Ребята из этого кружка тайно читали «Собачье сердце» Булгакова, «Чевенгур» и «Котлован» Платонова, «Окаянные дни» Бунина, «Несвоевременные мысли» Горького, «1984» Оруэлла, «Новое назначение» А. Бека и даже «Ленин в Цюрихе» Солженицына. В основном за эти книги Черных и получил пять лет».

На очередное собрание Вампиловского товарищества Игорь не успел попасть, поскольку в конце мая 1982 г. Борис Черных был арестован, а в марте 83-го ему был вынесен приговор по 70-й статье УК. Буквально на другой день после его ареста к Подшивалову подошли двое приятелей и сказали: «Ну что, пора заменять павших борцов?» Через непродолжительное время в Иркутске возник новый кружок, приступивший к изданию в пяти экземплярах альманаха «Свеча». Эпиграфом издания стали слова из песни «Машины времени»: «…Пока не меркнет свет, пока горит свеча». В обращении к читателям альманах был представлен как «самиздат». (Спустя полгода этот термин был поставлен в вину редакции как доказательство намерений вести антисоветскую пропаганду).

Помимо «Свечи» участники кружка занялись наглядной агитацией в виде политических плакатов, приуроченных к замалчиваемым знаменательным датам: в октябре 83-го ребята вывесили в университете плакат к годовщине гибели Эрнесто Че Гевары, в декабре – плакат ко дню рождения Кропоткина. Вывешенный портрет князя-анархиста лично сорвала секретарь партбюро филфака и передала его в КГБ. Но «Свеча» продолжала выходить вплоть до марта 1984 г. (всего вышло три номера). А дальше деканом факультета стала парторг Баканова, и в тот же день на доске объявлений появился приказ о лишении стипендии студентов, принимавших участие в издании альманаха. Затем начались проработки на комсомольских собраниях…

«Я попросил слово и высказал все, что думаю об этом собрании, – вспоминал Игорь. – Заявил, что это «черносотенное» собрание, а травля «Свечи» – провокация. Меня лишили слова». У него уже был написан диплом на тему «Идея революционного народничества в произведениях русских писателей второй половины ХIХ века», и вот-вот должна была состояться защита. Однако защита была отменена, и декан заявила, что у нее на столе лежит проект приказа об отчислении бунтаря «за гражданскую и политическую незрелость». Масла в огонь подлило выступление начальника областного управления КГБ полковника Лапина на идеологическом совещании, в котором он негативно высказался в отношении «Свечи» (текст выступления был напечатан в «Восточно-Сибирской правде»).

И тогда Подшивалов пошел ва-банк, то есть – в Управление КГБ по Иркутской области. «Меня приняли два капитана… Оба они были кураторами университета. Это был разговор немого с двумя глухими. Один задавал мне вопрос, и не успевал я еще на него ответить, как второй перебивал меня другим вопросом. Наконец мне это надоело.

– Если вы считаете меня антисоветчиком, то судите и садите меня, если же нет – допустите к защите диплома!».

Уходя от чекистов, Игорь пообещал найти правду в вышестоящей инстанции, то есть на Лубянке. Как ни странно, это сработало – «кураторы» от госбезопасности побывали в университете и посоветовали допустить Подшивалова к защите диплома. Но вместо намечавшейся по распределению работы в школе его временно трудоустроили в университетскую библиотеку.

О дипломе стоит сказать особо. Подшивалов замысливал выпускное сочинение об идеях анархизма в произведениях русских классиков, но хорошо понимал, что никто не позволит ему защищать такой диплом. Пришлось видоизменить тему, сохранив стержень и не забыв сказать о тургеневском Рудине, писанном с Бакунина. Но чуть ли не основное внимание было уделено теперь Степняку-Кравчинскому и его героям.

После защиты Игорю пришлось поменять много мест работы: декоратора в драмтеатре, грузчика, художника-оформителя в кинотеатре, дворника, корреспондента газеты Байкальского пароходства «Ударная вахта»… Долго он нигде не задерживался, так как вскоре после очередного трудоустройства отделы кадров получали соответствующие «ориентировки» КГБ. Сохранилась очень романтическая фотография Игоря той поры, с жидкой еще бородкой, в штормовке и тельняшке, с которой он стал неразлучен на всю оставшуюся жизнь, на фоне написанного им портрета Бакунина. «Частая перемена работы, длительные периоды вынужденной безработицы и безденежья, переезды из города в город продолжались вплоть до 1990 года, пока я не стал работать в газете «Советская молодежь», - вспоминал Подшивалов.

Но еще раньше летней ночью 1988 г. у сторожа Богоявленского собора (бывшего тогда филиалом иркутского краеведческого музея) Игоря Подшивалова собралось несколько активных «неформалов» и коллективно сочинили исторический документ – организационный договор политической группы, целями которой объявлялось создание многопартийной системы, свободных профсоюзов и свободы печати. Уже через день, 4 июля, документ был оглашен на собрании, которое прошло на стадионе за Политехническим институтом. Эта дата вошла в историю как день рождения первой в Иркутске «перестроечной» политической организации «Социалистический клуб».

До этого в столице Восточной Сибири уже действовали клуб избирателей в Академгородке и экологи, объединившиеся в борьбе против строительства трубы, по которой сточные воды должны были течь в Ангару. Также велась отчаянная кампания за «чистый Байкал». Но собственно политических требований до 4 июля неформалы не выдвигали.

Не прошло и недели, как Игорь был задержан сотрудниками КГБ прямо на рабочем месте в сторожке и доставлен для допроса в областное управление на улице Литвинова. Нашелся доносчик, наболтавший всякий вздор о создании чуть ли не террористической организации с партизанскими базами и списками приговоренных к уничтожению партфункционеров. На всякий случай чекисты ограничились вынесением Подшивалову через прокуратуру официального предостережения о «недопустимости нарушения Конституции СССР и советских законов», а «Восточно-Сибирская правда» выступила с заказной статьей под названием «Наследники фиаско». Как вскоре выяснилось, статья сделала Соцклубу великолепную рекламу. В считанные дни в клуб записалось свыше двухсот человек. Были сформированы группы по разным направлениям деятельности. Соцклуб стал своего рода политшколой, из которой вышли представители позднейших политических партий и движений.

Весной 1989 г. произошли события, в результате которых клуб стал известен не только в области, но и за пределами СССР. Как-то раз на заседание клуба пришли жильцы дома № 2 по улице Фурье и сообщили, что их кварталом решила завладеть контора производственного объединения «Востсибнефтегазгеология», а их самих «переселить к черту на кулички». Подшивалов и его единомышленники решили помочь забаррикадировавшимся жильцам. Утром 30 марта к дому по улице Фурье подошли судебные исполнители и сотрудники милиции. Переговоры успеха не имели, начался штурм… Вскоре прокуратура возбудила уголовное дело на восьмерых защитников дома.

Игорю вменялись три статьи: организация массовых беспорядков, сопротивление представителю власти, нанесение телесных повреждений сотруднику милиции. Оказывается, при проникновении в здание через окно лейтенант Маханёк порезал себе мизинец, а судебная исполнительница Дядченко обнаружила на своей ноге синяк. Две судебно-медицинские экспертизы подтвердили, что палец блюстителя порядка поврежден «тяжелым острым предметом», а «свидетели» показали, что оборону возглавлял «бородатый мужчина в очках», орудовавший ломом. Игорь отличался потрясающим чувством юмора. «Конечно, я не считаю себя Голиафом, – шутил он, – но, если бы в моих руках оказался лом, милиционер не отделался бы порезанным пальцем».

В итоге четверо анархистов и трое жильцов дома по улице Фурье объявили голодовку с требованием прекращения фабрикации уголовного дела, а также расследования всех фактов нарушений в распределении жилья и фактов нарушения законности сотрудниками милиции при выселении людей. Протестующие уселись на скамейки в сквере Кирова возле обкома КПСС, выставив плакаты с изложением своей правды. Голодовка продолжалась шесть суток. Ее ход освещался на радиостанциях «Свобода» и «Немецкая волна», в парижской газете «Русская мысль», а местная студия документальных фильмов сняла 15-минутный сюжет, который дважды демонстрировалась по иркутскому телевидению.

В итоге протестная голодовка закончилась полупобедой: жильцы получили квартиры там, где хотели, но уголовное дело закрыто было далеко не сразу. Лишь в декабре 89-го преследование в отношении Подшивалова и его подельников было прекращено с формулировкой «вследствие изменения обстановки». Как раз перед этим в Румынии был казнен коммунистический диктатор Чаушеску, президентом Польши вместо Ярузельского стал лидер «Солидарности» Лех Валенса, а в Германии пала Берлинская стена. Позже выяснилось, что на закрытие дела повлияли протесты «леваков» в Париже, начавших пикетировать советское посольство с требованием прекратить репрессии против иркутских анархистов.

А в мае 1989 г. Игорь Подшивалов стал одним из основателей широко известной в эпоху «перестройки» и первые постперестроечные годы Конфедерации анархо-синдикалистов. Как вспоминают теперь ее былые вожди Андрей Исаев и Александр Шубин, именно Подшивалов, участвуя перед этим в недолговечной Федерации социалистических общественных клубов и кратковременных «Альянсе федералистов-социалистов» и «Союзе независимых социалистов», принципиально отстаивал придание пришедшей им на смену организации анархистского характера и названия. Сам он вспоминал в статье «По стопам батьки Махно» к 10-летию созданию КАС: «Для нас, анархистов 80-х годов, необходимо было сказать правду о каталонских рабочих и кронштадтских матросах, гданьских докерах и украинских крестьянах, которые не были теми исчадиями ада, какими их рисовала государственная пропаганда…

Когда пятнадцать лет назад меня исключили из университета за самиздат…, я искренне думал, что являюсь единственным приверженцем этого учения. Как я был самонадеян! Через пять лет я увидел людей, которые заплатили за свои убеждения годами неволи. Всегда буду помнить участника рабочего восстания в Темир-Тау в 1959 году Анатолия Анисимова, прошедшего лагерь и Благовещенскую спецпсихбольницу, одного из лидеров Новочеркасской забастовки 1962 года Петра Сиуду, шесть лет проведшего в Коми, бывшего тихоокеанского моряка Владимира Чернолиха, к 100-летию со дня рождения Ленина расклеившего в зоне антикоммунистические листовки. Теперь иных уж нет, а те – далече. Эмигрировал в Голландию братчанин Анисимов, убит в мае 1990 года старый бунтарь Сиуда, умер в Приморске флотский капитан Чернолих. Для этих людей анархизм был не данью моде, а смыслом жизни».

В итоге КАС стала играть заметную роль в общественной жизни страны, а Подшивалов сделался одним из ее признанных вождей. Время диктовало новые задачи, и на выборах в начале 1990 г. иркутский Академгородок выдвинул Подшивалова кандидатом в депутаты областного Совета. Он выступал перед многочисленными аудиториями, пытаясь донести до нее идеи самоуправляющегося общества. Ведь когда-то, в 1918 г., анархисты тоже имели небольшое представительство во ВЦИК и использовали эту трибуну, хотя и не принимали участия в голосованиях. «Анархизм – это не анархия», – любил повторять Игорь.

«Мне удалось провести более 30 встреч с избирателями, в том числе на предприятиях и в воинских частях, и трижды выступить по телевидению. Всюду я начинал с того, что представлялся активистом КАС и как можно подробнее излагал нашу программу. В результате прошел во второй тур выборов и набрал около 40% голосов. Я не попал в областной Совет, но цель была достигнута. Анархизм в Иркутске перестал быть пугалом». Позже была еще одна удачная кампания по сбору средств в помощь семьям бастующих шахтеров Кузбасса. 11 тыс. руб. и свыше тонны продуктов были доставлены в Кемерово на грузовике за трое суток. Транспорт был предоставлен облисполкомом, а одним из сопровождающих был Подшивалов.

В августе 1991 г. Игорь опять приехал в Москву для участия в Федеральном совете КАС, в котором он представлял Восточно-Сибирский регион. Форум закончился 18 августа, а утром в квартире, где он остановился, раздался телефонный звонок.

– Игорь, включи телевизор! Горбачев отстранен, власть взяли Крючков, Язов, Пуго. Президентом называют Янаева. Сегодня в двенадцать митинг на Манежной...

Со стихийного митинга «касовцы» вместе с толпой другого народа двинулись в сторону Белого дома.

«Навстречу группа юнцов с черным флагом… – писал Игорь в статье «Украденная победа». – Из толпы политизированных панков появляется старый знакомый – кольцо в ухе, голова повязана платком по-пиратски.

– Здорово! Записывайся в наш анархический батальон!

Что ж, батальон так батальон. Составляю список, набирается шестьдесят человек. Иду в штаб обороны. Первому сводному анархистскому отряду поручен шестой участок, самый оголенный. Это лестница, примыкающая к зданию СЭВ… Отряд у нас получился интернациональный: кроме русских панков и идейных анархо-синдикалистов с нами анархист из Барселоны Игнасио де Льоренс и Янек из польского движения «Свобода и мир»… Это был момент истины и самый счастливый момент в моей жизни. Тогда мы были братья и сестры – свободные люди, преодолевшие страх».

Никаких медалей и привилегий за участие в защите Белого дома Игорь, разумеется, не имел, если не считать почетного титула «Батько», как его стали называть в анархистских рядах. Да еще одного курьезного эпизода, когда областное отделение «ДемРоссии» летом 1993 г. делегировало его вместе с другими иркутянами… на Конституционное совещание в Кремль как «ветерана» демдвижения. А дальше все пошло по-прежнему. В одном из писем более чем десятилетней давности Подшивалов писал мне: «Никогда я не буду жить по-другому, никогда не буду гоняться за большим заработком, выколачивая квартиры, машины, барахло. Я просто по-другому живу и не собираюсь менять свою жизнь. Поэтому жилья у меня в Иркутске снова нет, как два и три года назад. Видно, судьба у меня такая».

В его и такой уж долгой жизни случилось еще участие в экологических лагерях в Волгодонске, о чем подробно рассказал Стас Маркелов за полтора года до собственной гибели на «Прямухинских чтениях», посвященных памяти Н.М. Пирумовой и Игоря Подшивалова; на Кольском полуострове, в чешском Темелине, где Игорю пришлось познакомиться с местным полицейским участком. Подшиваловым были опубликованы сотни статей по истории анархизма и просто на злобу дня. Он успел активно потрудиться в «вольной артели» на восстановлении мемориального комплекса в усадьбе Бакуниных Прямухино, о чем тоже успел порассказать Стас Маркелов. (Это выступление Маркелова было опубликовано дважды – в сборнике «Прямухинских чтений» и в книге «Никто кроме меня», посвященной самому Стасу).

Не раз голос Игоря гремел с трибун митингов (последние из них в 2006 г. опять касались защиты Байкала) и академических конференций, посвященных «апостолам» анархии Михаилу Бакунину и Петру Кропоткину. Он не только пережил кризис и упадок анархистского движения на рубеже веков, но и успел дождаться молодой смены, даже сам присоединился к организации «Автономное действие» (в которую накануне своей гибели вступила и Настя Бабурова) и в очередной раз загремел в милицейскую каталажку. Отдельной строкой в биографию Подшивалова вписано его участие в сибирских областных инициативах и намерение создать движение «вольных казаков». Забайкальский казак по происхождению, гордившийся прадедом – героем Первой мировой, Игорь на дух не переносил ряженых черносотенных казачков. История его конфликта с иркутскими казаками-«имперцами» слишком длинная для того, чтобы уделять ей тут внимание.

Вместо этого лучше напомнить, что лауреатом журналистской премии «Вопреки-98», которому было присвоено имя посмертной лауреатки, зверски убитой незадолго до окончания конкурса в Элисте отважной журналистки Ларисы Юдиной, Игорь стал за публикацию в газете «Ангарские новости и мировые репортажи» смелого и честного расследования «Ангарские рабыни» - о девочках-сиротах, подвергшихся принудительной стерилизации. Это расследование принесло Игорю не только угрозы, но и судебную тяжбу, в который уже раз в его недолгой жизни. Но эта же история проложила для него путь к членству в Союзе журналистов России. Спустя шесть лет за серию материалов об этнической истории в газете «Александровский централ» в 2004 г. Подшивалов стал лауреатом областного конкурса журналистских материалов «Сибирь – территория согласия».

Последние годы жизни Игорь с присущей ему страстью увлеченно работал над книгой очерков по истории Гражданской войны в Сибири, многие из которых были опубликованы, но целиком книга так и не вышла до сих пор. Другой волновавшей его темой было пребывание земляков на фронтах Великой Отечественной (ряд очерков был напечатан в год 60-летия Победы) и в лагерях ГУЛАГа.

Незадолго до гибели упрямый анархист из Иркутска побывал на военных сборах, на которых ему было присвоено очередное воинское звание капитана. Но повоевать больше не пришлось: менее чем через месяц после «дембеля» он умер в реанимации, не приходя в сознание, на третий день после того, как его сбила машина на Шелиховском шоссе, и на пятый день после того, как ему исполнилось 44. Он пережил своего любимейшего героя Че Гевару, портретами которого были увешаны все стены в его ангарской квартире, и недотянул совсем немного до возраста, в котором ушел из жизни другой любимец – батька Махно.

Обдумывая этот мемориальный материал, я вдруг отчетливо увидел еще одну параллель. 23 декабря 1895 г. также нелепо погиб под поездом, когда переходил железнодорожный путь, Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский. Легендарный террорист-народник, заколовший кинжалом шефа Корпуса жандармов графа Мезенцева, и популярный в революционных кругах писатель, автор «Подпольной России», «Домика на Волге», «Андрея Кожухова», участвовавший в молодости в повстанческих выступлениях в Герцеговине и в Италии, а на закате жизни создавший в Лондоне Фонд вольной русской прессы, Сергей Кравчинский интересовал Игоря Подшивалова со студенческой скамьи. В момент гибели Степняку было 44…

P.S. Разбирая архив и постоянно натыкаясь на письма Игоря (а он был отменным мастером забытого в век Интернета эпистолярного жанра, и его письма разным адресатам еще станут важными документами эпохи) и многочисленные статьи Подшивалова (зачастую под не раскрытыми еще псевдонимами), однажды я откопал не прочитанный в свое время внимательно номер газеты «Усольские новости и мировые репортажи» за 2002 г.

К моему удивлению, в нем обнаружилась «газета в газете», целиком написанная Игорем. Причем это была не просто тематическая подборка материалов, что он проделывал не раз, а текст особого рода и жанра, роднящий его с городом Глуповом Щедрина и Градовом Андрея Платонова. Предлагаю читателям познакомиться с неустаревающими новостями города Скипидарска.

СКИПИДАРСКИЙ РАБОЧИЙ

Независимая общегородская муниципальная газета – орган администрации г. Скипидарска

Слово дежурному:

Только у нас

Всем привет! Уважаемые читатели, только в нашей газете и в этом номере вы сможете прочитать убойные материалы о праздновании Дня примирения и воспоминания бывшего махновца. О чем говорил депутат Госдумы и чего требовал от мэра скандальный депутат гордумы. А также в рубрике «Гость номера» - слово краеведу, журналисту, депутату, бывшему комсомольцу и спортсмену-любителю Л. Опарышеву. Всем пока и оставайтесь с нами! Мы постоянно держим руку на пульсе!

Вечный дежурный по «СР»

И. Вампирова

Скипидарские новости

Встретились и обмозговали

На последней встрече с депутатами Госдумы депутат Государственной Думы от нашего округа А. Кроликов услышал в свой адрес множество нареканий по поводу своей депутатской деятельности. В частности, депутат Л. Опарышев, «как депутат у депутата», потребовал было от Кроликова отчета о том, куда тот дел деньги, якобы обещанные им на восстановление памятника старины в Скипидарске: курной избы, принадлежавшей в былые времена купцу Винокурову, и в помещении которой в данное время располагается городской медвытрезвитель. На что Кроликов ответил вопросом на вопрос, спросив «а почему в соседнем городе Хлебосольске по поводу выплаты зарплаты бюджетникам нет никаких вопросов, а, значит, и проблем, а в Скипидарске они есть?», чем и поставил своего коллегу, а заодно и прочих местных народных избранников в тупик, из которого всех вывел первый заместитель мэра, резонно заявив, что без бутылки тут не разобраться. После чего и гость, и депутаты дружно отправились в кафе «Сыктывкар», где и продолжили бурное обсуждение насущных проблем, закончившееся под утро.

Соб. инф.

Вор уже давно не в законе?

Как всегда скромно и торжественно и без лишней помпы отметили оставшиеся в живых немногочисленные приверженцы учения и идей Ленина-Сталина-Брежнева День примирения и согласия (бывший праздник ВОР). Шествие двух десятков скипидарчан-большевиков закончилось небольшим митингом у здания мэрии, во время которого собравшиеся распевали песни о Ленине, Сталине и Мао Цзе-Дуне, о которых мы будем помнить вечно. Затем было традиционное распитие спиртных напитков в память у павших на баррикадах бытия товарищах. Правда, были здесь замечены и те, кто поднимал поминальную чарку, выпивая на халяву, хотя на самом деле никаким коммунистом-ленинцем он никогда не являлся. Зато в свое время всячески порицал и порочил единственно правильное и верное учение.

Ну да покойный Маркс на том свете всем им таким будет строгий судья. Но мы, живые, всех их таких, перекрасившихся, будем также помнить вечно, говоря: «Сталина на вас не хватает!».

Н. Переломова

Лишняя забота и маята

Неужели свершилось, и мы сподобились цивилизованному европейскому городу! А дело в том, что наконец-то решено упразднить в нашем городе медвытрезвитель. Вы против? А я «за»! К тому же я разделяю целиком и полностью мнение мэра и начальника местного ГОВД по этому вопросу. Если углубиться в недалекую историю этого заведения, то, если верить моему папе, в начале шестидесятых вытрезвитель размещался в подвале институтского общежития.

Затем, уже в восьмидесятые, он был переброшен в район Привокзального, а после его перевели в старый дом, принадлежавший до революции купцу Винокурову. И без того аварийное здание за годы пребывания в нем пьяных посетителей, часто буйных и неопрятных, захирело и обветшало окончательно. Поэтому содержать его сейчас нет никакого смысла и никаких средств. Да и то: если уже наша городская администрация решилась не реорганизацию местной медицины, то что уж тут говорить о ликвидации какого-то там вытрезвителя. И убыточно, и накладно. Кое-кто, правда, пытается говорить, что с закрытием «трезвяка» падает последний бастион борьбы за трезвый образ жизни в Скипидарске, но не будем слушать паникеров. Их в лучшем случае посылают куда подальше, а в худшем расстреливают на месте. По мнению нашего мэра, закрыв вытрезвитель, город тем самым сэкономит приличную сумму средств, столь необходимых нашему городу. Поэтому главу администрации поддержали в его решении все здравомыслящие депутаты и горожане, за исключением начальника «трезвяка» и его супруги. Так что давайте привыкать жить без вытрезвителя!

О. Кузьментова

Раскатал губищу!

На очередном заседании гордумы вновь обратил на себя внимание депутат Л. Опарышев. На этот раз Лев Адольфович ни мало ни много и без ложной скромности предложил мэру передать возглавляемой им газете все права на освещение работы городской Думы. И никому больше (!). На что депутат Шабодоев возмущенно заметил: «ты что, решил бабок нарубить за счет роста тиража своей газетенки?!» От себя добавим: г-н Опарышев, вы что же, считаете себя самым умным или хитрым? Не забывайте, уважаемый коллега, что на хитрую задницу есть одно проверенное средство.

Г. Мерзлякова

Красный день кадендаря:

МЫ ИМ, ГАДАМ, ПОВЕРИЛИ!

Кому праздник, а кому норму нужно давать, - сказал Иван Игнатьевич, устало опускаясь на поваленный ствол лесного старожила, - одно утешение для осужденного – перекур…

- Я вот что хотел спросить, Иван Игнатьич. Ты, говорят, в гражданскую на Южном фронте воевал. Где-то в тех местах мой батя сгинул по мобилизации. Тогда много не разговаривали, приходили и забирали. А кто за что боролся, разве теперь разберешь?

- Дело прошлое, - Иван Игнатьевич прищурился от махорочного дыма, глядя в недавнее прошлое как в пулеметный прицел, - а повоевать мне пришлось, Федя. И немало.

- И что, Игнатьич, и Буденного видеть приходилось?

- Буденного видеть не довелось, - загадочно-грустно полуулыбнулся-полуусмехнулся Коростылев, - а вот потрепали мы его воинство не единожды и довольно крепко…

- Рассказал бы, а то ведь в народе разное говорят. Крови то пролилось немерено…

- Да что там рассказывать… - вздохнул Игнатьич, - кровушки тогда земля впитала, как после хорошего ливня. Только шел тот дождичек над нашей стороной три года без перерыва. Я в то время был в Повстанческой армии и воевали мы, в основном, на Полтавщине. Слыхал про батьку Махно?

- Еще бы! Это же был знаменитый бандит.

- Дурак, ты Федя. - Иван Игнатьевич, все так же прищурившись, с сожалением и укоризной посмотрел мне прямо в глаза, - когда-нибудь про это еще книжки напишут и люди правду узнают про то, как оно было на самом деле.

- А вот ты и расскажи, давай!

- Воевали мы за землю и за волю. Против контры всякой и буржуазии. Только вот большевики-то, те нас и предали. А батько им поверил поначалу. Думал, что одно большое дело делаем, а оно вон как повернулось… Они, красные, нас уже не впервой подводили и подставляли. Но в тот раз атаманы на совете порешили в последний раз с коммунистами на перемирие пойти, чтобы раз и навсегда одним общим ударом покончить с Врангелем, этим «черным бароном». Война кончалась, и только Крым – этот последний оплот золотопогонников - занозой торчал на юге страны.

Как сейчас помню то ноябрьское промозглое утро, когда по отрядам передали приказ готовиться к выступлению, и как наши пешие и конные хлопцы совместно с частями красных одними из первых ступили в холодную сивашскую воду. И когда началось это светопреставление, многие там и остались. Наших в той заварухе участвовало более двух тысяч бойцов под командой Сёмы Каретника, и назывались мы тогда Крымской армией. Сам батько, совершенно разбитый душевно и физически, отлеживался у себя в Гуляй-Поле в окружении небольшого отряда самых преданных ему хлопцев. И как оказалось оно и к лучшему, что его с нами тогда не было…

Я в то время находился при тачанке после ранения вроде второго номера в пулеметном полку у Фомы Кожина, и бой тот даже оч-чень хорошо помню в мельчайших подробностях. Белые как раз на красных, а значит и на нас дикую кавалерию бросили. Летят с диким визгом и с гиканьем многотысячной конной лавой по полю, огибая Сиваш, и земля от конского топота сотрясается. Для тех, кто впервые такое видел, как эта лавина на тебя накатывается, зрелище страшное. И большевики было начали уже в панику ударяться. Но только не наши хлопцы. Мы вынеслись на своих тачанках навстречу этой лаве. Такое уже в нашей боевой практике бывало. Сколько раз мы прежде проделывали этот маневр с одновременным разворотом всех тачанок чуть не перед самыми мордами коней противника! Вот и тогда шагов за сто до атакующих наши кони лихо развернулись, и мы ударили шквальным огнем из восьми десятков пулеметов по белой коннице. Вот это, Федя, было зрелище! Дали мы им прикурить!

Пулеметчик Петро Вишня жарил длинными очередями, да и я с карабина садил навскидку. Даже пару гранат метнуть успел. У них, в этой коннице, почти сплошь кавказцы служили – черкесы, чеченцы да лезгины. Вот они тогда и покувыркались вместе со своими конями под нашим свинцовым ливнем. Пулемет чуть не докрасна раскалился, а прошло от силы минут пять. Намолотили мы их от души, только горы окровавленных тел на земле остались. Остатки было бросились наутек, да наши конники Лёши Марченко рванулись вдогонку и почти всех порубали. А пленных не брали, не до них тогда было…

Правда, коней вражеских жалко, много мы их тогда положили. Конь, он что, скотинка бессловесная. А в поле или в бою лошадь – первый помощник. Вот тогда-то мне и достались кавказская шашка и кинжал в серебре. Да в качестве трофеев успел снять пять седел с убитых коней, да кое-что из упряжи. Правда, все это добро, в бою захваченное, и что успел погрузить на тачанку, пришлось бросить. Но это позже, когда от красных уходили и прорывались сквозь их заслоны…

- Хорошо ты рассказываешь, Игнатьич. А как же так вышло, что вас, героев Крыма, во врагов революции записали?

- А вот так и вышло. Предали нас Троцкий с Фрунзе. Суки они оказались. Это после мы уже узнали, что секретный приказ был у красного командования относительно нашей армии. Чтобы после всей этой канители со взятием Крыма всех повстанцев-союзников разоружить, а командиров-атаманов пострелять на месте без суда и следствия, как изменников и врагов революции. До сих пор не могу понять, как Семен Каретник не разгадал их коварный замысел и один из первых пал от большевистской пули? Многих постреляли, еще больше разбросали по лагерям и застенкам.

Но нам тогда удалось уйти и прорваться. Спасибо Лёше Марченко. Лихой был атаман и рубака. Его уже позже в бою с красными убили, когда мы за наших павших хлопцев им жестоко мстили… А тогда, из Крыма, мы прорывались по балочкам да по перелескам. Где по ночам шли, где под огнем красных. И вырвались таки – и дошли. Правда, в Гуляй-Поле вернулось нас, все больше израненных, но не сломленных, едва полторы сотни из двух с половиной тысяч. Многие из тех, кто встречал на околице нас, измученных многодневным переходом, плакали и говорили сквозь зубы: «А мы то им, гадам, поверили!..» Я видел, как в глазах Нестора Ивановича стояли слезы и немой вопрос: «Как же так?..».

Внезапно на краю деляны показались вооруженные охранники, и Иван Игнатьевич торопливо поднялся с древесного ствола, подхватил двуручную пилу.

- Все, Федя, конец, истории, - грустно усмехнулся Коростылев. – Пора нам с тобой норму выдавать, а то вон уже «кумовья» на подходе!

И он, прищурившись, глянул на приближающихся вооруженных людей, как сквозь прицел пулемета…

О. Сурусин

Л. Опарышев

- Я ПО НАТУРЕ ДРАЧУН!

- За время Вашей депутатской деятельности что полезного Вами было сделано для города?

- Моя деятельность на депутатском фронте – моя гордость. В основном я постоянно воюю с наркоточками в моем доме. Как прихожу из Думы, так сразу иду по квартирам, где торгуют, воевать. Меня наркоманы все местные знают и боятся. Две наркоточки мы прикрыли из-за того, что в качестве подставного покупателя менты использовали меня. А они, дураки, и поверили. Я что же, по ихнему, похож на наркомана?

- Вы, наверное, просто хорошо вжились в образ?

- Ну да, поиграть я люблю. Наверное, где-то внутри меня скрывается нераскрытый актерский талант. А недавно мне удалось прикрыть, точнее, жестоко подавить одну фирмочку интимных услуг. Я пошел туда в одиночку. Признаюсь честно, что было страшно, но я все равно туда пошел. И подавил! Они мне было стали предлагать грязный бартер. Но я, конечно же, отказался, хотя было и мерзко, и противно… Вот если бы я был депутатом Госдумы, то сделал бы в тысячу раз больше. Уж я бы надавил этих интимных точек – будь здоров! Не то, что там какой-то Кроликов-залётный…

- Как представителю партии «Манда-Рин», который часто выезжает в столицу, какие интересы Вам ближе: партийные или избирательские?

- В принципе, и те, и те. К сожалению, в последнее время я все реже бываю за рубежом. И напрасно. Вот у кого нам все стоило бы поучиться. Вы знаете, какие там прекрасные и удобные туалеты? Не знаете. А вот я имел честь получить несказанное удовольствие. Что касается нашего скипидарского отделения партии «М.», скажу, что нас еще мало. Но зато какие это замечательные люди: А. Топтунов-Перебежчиков, С. Ракин-Венерицын, О. Отстоев-Бадмаев и Ваш покорный слуга. В моих депутатских планах важнейшее место уделено братанию с зарубежными коллегами. Чем больше будет «братанов», тем будет лучше. Я, в принципе, сторонник перманентного братства. Кстати, в руководстве нашей партии нет ни одного человека с замаранной репутацией. Это все сплошь кристально чистые люди.

- Помогает или мешает депутатской работе Ваша редакторская деятельность?

- Конечно, помогает. И тут я на голову выше всех остальных депутатов, так как могу высказываться через собственную газету. К тому же, пусть не обижаются мои коллеги по Думе, нынешний состав, куда вхожу и я, по сравнению с предыдущим уж очень слабоват и безыдеен. Ну что поделать, когда других нет? Так что мне приходится работать с теми, что имеются.

- Я понимаю, что Вам приходится нелегко в таких условиях.

- Ничего, я же по натуре драчун. Чуть что не по мне – сразу в драку! Иногда так заработаешься, что уже начинаешь путать депутатскую деятельность с редакторской. Но у меня есть мечта сделать мою газету чисто депутатской. Вот только коллеги-недруги меня пока еще, в силу своих умственных способностей, не понимают. В Думе должны заседать люди с новым мышлением, те, кто не дает высыпаться ни мэру, ни депутатам, ни чиновникам, ни всем прочим скипидарчанам.

Автор: Ярослав Леонтьев

Источник

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

2 недели назад
2
Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

3 недели назад

Свободные новости