Автоном

Журналистка и анархистка Анастасия Бабурова (верстальщик и автор «Автонома» и участница «Автономного Действия»), и левый адвокат Станислав Маркелов были расстреляны в Москве 19 января 2009 года. 6 мая 2010 Евгения Хасис, соучастница убийства, получила 18 лет тюрьмы, а непосредственный исполнитель Никита Тихонов – пожизненный срок.

Тридцать третий раз мы отправляем в типографию журнал «Автоном». Номер получился довольно эклектичный: в нем вы прочете о репрессиях против анархистов в Беларуси и студенческом движении в Украине, о сексистских стереотипах и борьбе с уплотнительной застройкой. Об арабских революциях и фабрикации уголовного дела против нашего тюменского товарища. О миксфайте и детской псевдобольнице. Узнаете мнения наших авторов о роли школы и Интернета, дискурсе гламура и противниках бесплатного проезда в метро. О Ба Кине, Ярославе Гашеке, Джоне Ленноне, «Электрических партизанах» и «Военном положении». О методологии анархизма вообще и анархизме повстанческом, о деле против Никиты Тихонова и Евгении Хасис и феномене Лжедмитриев, о либертарно-коммунистическом шабаше и цифровом оружии пролетариата.

На «Либертарном форуме»-2010 был сделан доклад о мотивации участия молодежи в политических движениях. Публикуем краткие тезисы. Независимые политические движения в России малоизвестны и непопулярны, в том числе среди молодежи. Участие в них сопряжено с большими рисками, не приносит материальной выгоды, а приобретаемый символический капитал является таковым только в узком кругу единомышленников. Тем не менее, молодые люди приходят в движения. Что же движет теми, кто решает противопоставить свой политический проект генеральной линии российской власти?

Власть получила по морде. Она к этому не привыкла. Удар получился не смертельный, но эффектный и публично- демонстративный. Реакция последовала незамедлительно. Государство вдруг вспомнило о законах, по известной формуле, авторство которой приписывают фашистскому каудильо Франко: «Друзьям — всё, остальным — закон». Закон этот, как топор, тяжело обрушился на смутьянов: реальных, предполагаемых, подозреваемых и потенциальных. Аресты, облавы, обыски, избиения, допросы, истошная перепуганная истерика в сервильных СМИ... Как же: ведь у нас (как и везде) только Государство имеет монополию на произвол и насилие, а тут вдруг оказалось, что эта игра — не в одни ворота...

Для антиавторитариев начало XXI века, и, во многом, первое его десятилетие в целом, прошло на фоне «антиглобалистского движения». Его опыт нельзя игнорировать. Но сначала все-таки следует разобраться с терминологией. Предшественник термина «глобализм», «мондиализм» появился во Франции на рубеже 1990-х годов, во времена подъема «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пэна. Это была первая успешная право-популистская партия нового образца, платформа которой, по сути, была сформулирована почти исключительно против мигрантов. Ле Пэн испугал народ потерей «французской идентичности». То есть, термин «мондиализм» имеет «правое» происхождение. Однако в середине-конце 1990-х он стал все больше появляться в «левом» контексте. Почему?

Взгляды анархистов на секс могут варьироваться от общего представления о чём-то происходящем между взрослыми по их согласию, до более традиционных подходов, на которых основывается свободная любовь между личностями. Эти различные мнения, однако, несут общую идею сексуальной свободы и выступают против сексуальной эксплуатации. Эта идея может интерпретироваться достаточно широко, может быть окружена различными и, подчас, противоречивыми оценками со стороны тех или иных анархистов.

Время от времени, после совершения прямых действий возникают претензии в духе: «Мол, почему их с нами не согласовали?» Но, на самом деле, просто характер прямого действия таков, что его не всегда можно согласовать со всеми. Во-первых, чем меньше людей знают непосредственно его организаторов, тем меньше шансов, что организаторов поймают. Во-вторых, часто сама возможность действия возникает внезапно, и реагировать надо моментально. Это особенно типично для массовых протестов и забастовок – часто согласование в разумных временных пределах вообще невозможно, и если можно собирать общее собрание, до его конца ярость и жажда решительных действий часто уже стихают.

Люди воевали с незапамятных времен. Но всегда были те, кто драки не любил, воевать не хотел и вообще вел себя, как совершенный пацифист. Всегда и повсюду на пацифистов нападали их драчливые братья по разуму. К движению пацифистов примыкают антимилитаристы. Если первые – противники насилия вообще, готовые, если что, «подставить другую щеку», то вторые – товарищи очень даже решительные и радикальные. Анархисты, конечно, тоже являются антимилитаристами. Межэтнические и межгосударственные конфликты с их точки зрения – способ притупить в народе претензии к власти и капиталу. «Никакой войны, кроме классовой!» – лозунг, присутствующий в арсенале большинства анархистских групп.

Одно из самых коварных преступлений капитализма – то, что он отнял у нас ночь. Ночь, прекрасная в созерцании звездного неба, страшащая своей мистической темнотой, ликующая в празднике вечной юности, больше не принадлежит людям. Капитализм превратил ночь только во время сна, восстановления сил после изнурительного рабочего дня и во имя следующего изнурительного рабочего дня. Максимум, что еще позволительно ночи – быть временем любви. Но отягощенные ежедневным восьмичасовым (в лучшем случае) трудом люди уже малоспособны отдавать Амуру всю ночь – так, часок перед тем, как отвернуться к стеночке и забыться. И ночь фактически вычеркивается из жизни – эти восемь-десять часов каждые сутки, целая треть отведенного человеку времени.

Одной из главных ошибок старых левых всегда был разрыв теории с реалиями жизни. Ставя перед собой порой весьма радикальные задачи, в повседневной жизни старые левые оставались такими же косными обывателями, как и их политические противники. Между тем люди хотели видеть не только газеты и манифесты, но уже здесь и сейчас пытаться жить по другим правилам. Иными словами, создавать «контр-общества» как альтернативу господствующему образу жизни с его культом потребления, эгоизмом и отношением ко всему через призму материальной заинтересованности.