Екатерина Самуцевич: «Перед властью мы совершенно беззащитны»

«Процессом года», по мнению многих, стало дело группы Pussy Riot. Две участницы, Мария Алехина и Надежда Толоконникова, были приговорены к двум годам колонии. Третьей, Екатерине Самуцевич, суд дал условный срок. Она смогла выйти на свободу спустя семь месяцев содержания в следственном изоляторе. 

Екатерина, какие события в России и мире Вы могли бы сопоставить по важности и резонансности с Вашим выступлением?  

Очень много произошло важного, но из-за того, что я была в СИЗО, я мало что видела. Конечно, я видела международные новости, войны на Ближнем Востоке, напряженную обстановку в Иране и Афганистане. Постоянно обсуждалась атака США на другие страны. Видела, по-моему, начало рассмотрения судебного дела [Юлии] Тимошенко и все скандалы, с этим связанные.  

Суть в том, что процесс над Pussy Riot отличается от других дел. Если говорить о культурной сфере, то мы тоже видим, особенно в области ислама, очень много проблем. Мы знаем, что премия Сахарова была дана Джафар Панахи, иранскому режиссеру, снявшему феминистский фильм. За это он, собственно, и сел.  

Как Вы считаете, акции на тему ислама, подобные вашей, вообще возможны?

Сложно сказать. Об этом надо спрашивать тех, кто близок к этой религии. Ведь ислам – это явление неоднородное, в нем много течений, вплоть до прогрессивного мусульманства, где люди уже по-другому относятся к консервативной религии. Не могу сказать, что я прямо-таки внутри ислама, чтобы об этом говорить.    

У нас была совершенно нерелигиозная акция. Мы вообще не задевали религиозной проблемы. Была задета исключительно институциональная политическая проблема, ну и отчасти культурная.  

То есть, получается, против клерикализма вы настроены не были?  

Клерикализм – это влияние религиозных институций на светскую власть. Это не совсем религиозная проблема. Религиозные проблемы касаются философии, теософии и так далее. По-моему, это даже несколько другая область мышления.  

Если касаться других резонансных событий. В этом году, как и в предыдущие, много обсуждали дела «опального олигарха» Михаила Ходорковского и юриста Сергея Магнитского. Однако ваша акция во многом затмила эти процессы, вдобавок став неким флагманом общественного протеста. Почему, на Ваш взгляд, так произошло?  

Во-первых, здесь очень многое совпало. Выступление Pussy Riot совпало с выборами. Что касается дела Магнитского, то оно идет уже давно, при этом оно очень громкое, очень долго обсуждается, как и дело Ходорковского, при этом они очень разные.  

Процесс над Ходорковским – это экономическое, все-таки, дело, 159 статья, а у нас, все-таки, неоднозначное отношение к тем, кто по этой статье проходит. Потом, Ходорковский претендовал на высший пост власти.   

К сожалению, очень многие люди не понимают, что таких людей, как Магнитский, надо защищать. Потому что подзащитные, как и Магнитский, могут умереть в тюрьме, не дождавшись медицинской помощи. Как минимум, это дело интересно тем, что то, что произошло с Магнитским, происходит со многими людьми каждый год в СИЗО и колониях. Смерть из-за отсутствия медпомощи – своего рода репрессивный механизм против заключенных.  

В принципе, это дело показывает механизмы уничтожения людей в наших тюрьмах. В этом плане оно куда более интересное и резонансное должно было быть, что, в принципе, и видно – «акт Магнитского», принятый в Америке, показывает, что американские власти понимают важность этого дела.

Дело Pussy Riot, все-таки, немного другое. Оно было недавно, произошел некий резонанс событий, выборов, скандала вокруг РПЦ, который уже долго длится, с осени 2011 года. Потом, все понимают, что мы не политики, мы даже не журналисты, мы – художники. Мы – люди, не владеющие ни деньгами, ни связями, ничем. Мы сами по себе решили это сделать, несколько раз выступив, но последний раз вызвал негативную реакцию со стороны властей.

И все прекрасно понимают, что перед властью мы совершенно беззащитны, потому что у нас нет даже друзей-журналистов, которые сразу бы начали о чем-то говорить. В итоге все это вызвало обратную реакцию, люди увидели максимальную несправедливость в том, что произошло. Видимо, поэтому и резонанс такой по всему миру, по-другому это сложно объяснить. Если бы мы имели какие-то связи и еще что-либо подобное, возможно, такой поддержки бы не было. Или, как там многие считают, были бы какие-то коммерческие проекты. Скорей всего, просто так все совпало.  

А Ваши условия содержания оказывали какое-то эмоциональное давление на Вас, было ли Вам страшно за свою жизнь?

В принципе, страшно не было. Сразу было понятно, что это громкое дело, что оно освещается в СМИ, и навряд ли администрация СИЗО будет делать что-нибудь эдакое против нас. Это просто невыгодно. Нас изолировали, мы были изолированы друг от друга, мы сидели в спецкамерах. Специальные камеры были рассчитаны на 4 человека. Мы были изолированы, в том числе, и от общих камер, чтобы мы не видели жизнь находящихся там заключенных. В спецкамерах содержатся либо бывшие сотрудники полиции, либо какие-то очень жестокие преступники, которых нужно изолировать от всех из-за их агрессивности.

Нас изолировали по понятным причинам – чтоб мы не видели всю их жизнь и не рассказали об этом СМИ. Когда мы давали интервью, это было видно. Условия были более-менее терпимые. Не могу сказать что-то такое страшное. Была прогулка раз в день, три раз в день нас кормили горячей едой, жалоб на содержание, в принципе, особо не было. Во время судов у нас не было горячей еды, потому что нас увозили из СИЗО. Только поэтому, а так – все было, конечно.

Несмотря на вашу акцию, разговоры о фальсификациях и митинги, Владимир Путин все-таки стал президентом. Так может быть, оппозиция все-таки заблуждается и народу по нраву Путин?

Во-первых, наши государственные власти уже давно ведут хитрую политику и пропаганду. Произошел некий захват СМИ, и, естественно, искажение информации постоянно происходит. К сожалению, большинство людей в нашей стране не имеют ни времени, ни сил для ознакомления с альтернативными источниками информации — через ЖЖ-блоги, например.

Но вместо этого люди вынуждены выживать, в лучшем случае — смотрят новости на федеральных каналах, которые практически придумываются властью. С каждым годом это выглядит все более утрированно. Надо учитывать, что люди находятся под влиянием искаженной информации. Даже если они чувствуют, что что-то не так, все равно не могут сделать правильный выбор.  

Надо учитывать, что, все-таки, выборы были не очень честными, а результаты не соответствовали действительности. Все это видели, это происходило и в Москве, и в других регионах, в Питере ничуть не лучше… Опять-таки, эти «карусели», люди по нескольку раз голосовали… Потом, проценты голосования менялись с каждым часом. Это говорит о том, что, помимо пропаганды, здесь еще очевиден заказ, очевидно пририсовывание цифр. Да и здесь нельзя сказать, что это прямо-таки отражение действительности, что, на самом деле, сложно сказать, потому что опросам, например, Левада-Центра, тоже не следует особо верить, как я понимаю, у нас сейчас ни одна организация не является свободной от цензуры. 

К сожалению, даже внутри оппозиционных организаций есть самоцензура. Есть огромное давление со стороны власти, и всем надо как-то выживать, поэтому все не могут открыто вести себя агрессивно по отношению к ней.  

Здесь, конечно, очень много причин, но я не думаю, что дело в каких-то ошибках оппозиции. Просто процесс осознания себя как граждан, как политических фигур, способных влиять на политику в России, протекает очень медленно. Это не может пройти за месяц или за год, это дело нескольких лет. То, что уже начало происходить в декабре 2011 года – это уже здорово, уже прогресс. Я не вижу здесь никакого проигрыша, это нормально.  

Таким образом, в ближайшие годы нам стоит ждать новой волны протеста?  

Да, будут такие волнообразные движения, от успокоения к взрыву.  

На политическую ситуацию можно пытаться влиять разными способами. Вы выбрали самый яркий вариант – акционизм. А Вы не задумывались о волонтерстве, благотворительности, «теории малых дел»?  

Благотворительность? Да, есть такая мысль… Мы хотим сейчас создать благотворительный фонд, готовим для этого концепцию, документы, там очень много бюрократических проблем.  

Мы заметили, что появилась еще одна такая уязвимая социальная группа – художники. В принципе, власть действительно может легко посадить любого художника за его работу и критику этой самой власти. Это проблема, и нужна защита – не только юридическая, но и финансовая, защита авторских прав. Поэтому, да, такая мысль возникает. 

Что касается «теории малых дел», на самом деле, искусство уже входит в «теорию малых дел», потому что многие говорят, что это все мелочи и «вы чем-то неважным занимаетесь». Удивительно, что что-то такое неважное может так сильно повлиять на ситуацию.  

Насчет волонтерства – не знаю, сейчас еще много проблем насчет нашей группы, проблемы пока надо решать нам самим, пока просто времени нет физически, пока разбираемся со своими делами, потому что кто решит [наши проблемы], кроме нас?  

А Вас волнуют вещи, не имеющие прямого отношения к политическим проблемам – беспризорность, ухудшение экологической обстановки?

На самом деле, то, что Вы назвали, это как раз политические проблемы.  Экология – это глобальная политическая проблема во всех странах. Причем это даже видно по политическим стратегиям разных стран.

Например, в Европе сейчас активно в каждой стране проводятся программы по поиску альтернативной энергии и получения энергии наиболее экологичным способом – отказ от ядерных программ, нефти и так далее. Есть такая тенденция – люди понимают, что мы живем на Земле, и экологические изменения могут быть фатальными для нас. В принципе, это очень сильно влияет на политику.     

В Германии, например, есть «Зеленая партия», она сейчас очень сильно воздействует на немецкие власти. Другое дело, что в России, к сожалению, пока нет такого влияния «зеленых» идей, к сожалению. Это видно по тому, как негативно власть воспринимает защиту экосистем. С другой стороны, это говорит о том, что это более чем актуальная проблема. Все знают, что в России вырубаются леса, есть проблемы с озером Байкал, другими водными ресурсами.   Кроме того, наши идеи – это еще и идеи феминизма и защиты ЛГБТ-сообщества.  

Есть ли у Вас сейчас возможность поддерживать контакт с Надеждой Толоконниковой и Марией Алехиной?

Возможность есть, но, правда, не очень хорошая. Связаться удается нечасто, моментами вообще не получается. У меня недавно была попытка связаться с Машей по видеосвязи, я решила сделать это под другим именем. Меня предупредили, что я как подельница по уголовному делу не могу общаться со своими подельниками, поэтому я решила под другим именем наладить видеосвязь, и на какой-то минуте до работников колонии «дошло», что я не тот человек, за которого себя выдаю. Связь была прервана. Здесь есть некоторые проблемы.  

Есть переписка через адвоката. Но это не так хорошо, как хотелось бы, потому что это происходит нечасто и не без искажений, так сказать.  

Вы знаете что-нибудь о других участницах февральской акции, Вам известно что-нибудь об их судьбе и планах?

Они остались здесь, в России, никуда не уезжали, насколько я знаю. Мы периодически встречаемся. Какие планы? Я не знаю, какие планы, я думаю, что планы помогать, прежде всего. Потому что перед нами стоит главное – выпустить Надю и Машу. Вот и все.  

Разговоры о продолжении деятельности группы и желание устроить еще более яркие акции после освобождения участниц – это слухи или нет? Будет ли возобновлена творческая и политическая деятельность группы?  

Будет, конечно же, будет. Навряд ли мы что-то прекратим. Но как это будет – сейчас сложно сказать. 

А когда Вы выходили из здания суда после вынесения Вам приговора – что Вам пришло первым в голову, какие ощущения Вы испытали?

Ну, не знаю… Мне больше было интересно, какие изменения произошли «снаружи», пока я сидела. Были некие надежды на то, что была поддержка. Было сильное желание разобраться с тем, что произошло «снаружи», потому что мы практически ничего не получали, на самом деле, и вот эта разница от того, что мы представляли, и от того, что было на самом деле, конечно, была огромна.

Я это чувствовала, я знала, что когда я выйду, я буду долго с этим разбираться, собственно, так оно и вышло.

Есть такая проблема – когда садишься в тюрьму, может быть, это и была главная задача, почему нас посадили – ты теряешь любой контроль над событиями, которые происходят за пределами СИЗО, по разным причинам, не только потому, что об этом тебе не сообщают или обманывают тебя, ты просто даже не можешь никак влиять. Ты можешь писать какие-то заявления, но и они могут быть искажены и неправильно использованы. Тебя могут и просто использовать.

Не могу не затронуть этот вопрос. Что сейчас происходит у Вас с Марком Фейгиным и другими адвокатами, есть ли какие-то взаимные обиды?

Не знаю, отношения ровные, особо мы не поддерживаем связь, хотя, естественно, были попытки встретиться и связаться, но все это заканчивалось таким отказом или грубостью в ответ, обвинениями и так далее.

Сейчас они занялись тем, что просто обвиняют меня в СМИ во всяких теориях заговора. В принципе, все более-менее спокойно, я подала жалобу в содействии о получении документов. Дальше уже решает палата, что делать. Скорее всего, будет какое-то замечание, и все. Я думаю, все логическим образом заканчивается.   

Процесс над Pussy Riot многих укрепил в мыслях, что нужно уезжать за границу. Вы поддерживаете такую точку зрения?  

Нет, конечно! Если б я поддерживала такую точку зрения, я бы уехала. Это неинтересно, потому что я, прежде всего, считаю себя художником, как художнику мне интересно наблюдать за тем, что происходит в нашей стране. Естественно, как гражданину, мне интересно влиять на это. Меня это волнует, и я знаю, что происходит в других странах. Надо жить несколько лет там, чтобы понять, какие там проблемы. 

Поэтому я не вижу смысла ехать туда и начинать с чистого листа, когда ты так хорошо видишь, что происходит здесь, ты видишь это с детства, видишь все проблемы общества и государства. Тебе хочется высказываться на эту тему, хочется помогать людям, которые протестуют против этого.  

Поэтому такого желания нет. Хотя, может, ситуация в России и не очень хорошая, но на самом деле все это лежит на ответственности граждан.  

А что, в таком случае, им стоит делать в новом 2013 году?  

Не падать духом, не думать, что все бесполезно, что не надо выходить на улицы и критиковать ситуацию в России. Это нужно делать и все равно нужно вмешиваться в политику страны, нужно бороться за свои права. Не нужно сдаваться!

Источник

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Перед очередными выборами в очередной раз встает вопрос: допустимо ли поучаствовать в этом действе анархисту? Ответ "нет" вроде бы очевиден, однако, как представляется, такой четкий  и однозначный ответ приемлем при наличии необходимого условия. Это условие - наличие достаточно длительной...

2 недели назад
2
Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

3 недели назад

Свободные новости