Репрессивная политика в ходе и после гражданской войны в Испании, история и полемика

Гражданская война стоила Испании огромных жертв. При населении в 25–26 млн чел. страна потеряла несколько сотен тысяч человек на полях сражений и в результате бомбардировок, многие стали инвалидами, образовав, выражаясь словами историка Рибейро де Менесеса, «армию раненых» (De Meneses 2001: 119).  Сотни тысяч противников франкистского режима оказались брошенными в тюрьмы и концентрационные лагеря(1).

С первых дней гражданской войны политические репрессии активно проводились по обе стороны баррикад. Стоит также отметить, что во время войны как республиканцы, так и националисты были склонны значительно завышать размах политических репрессий в стане противника. Так, например, 18 июля 1938 г. Франсиско Франко заявил, что жертвами красного террора в Каталонии уже стали 54 тыс. чел., а всего в Республиканской зоне — 470 тыс. Со своей стороны, испанский писатель Рамон Сендер еще в 1937 г. утверждал, что националисты казнили к тому моменту 750 тыс. чел. (Preston 2013; Sender 1937: 95).

Красный террор

Что касается современных оценок, то относительно красного террора цифры варьируются от примерно 38 (Beevor 2006: 87) до 72,5 тыс. (Moa 2004). С точки зрения целого ряда авторитетных современных историков (Пол Престон, Сантос Хулиа, Хулиус Руис), наиболее близкой к истине должна считаться цифра, не превышающая 50 тыс. (Juliá 2008; Preston 2013: 385; Ruiz 2014: 1, 8).

Как отмечают многие исследователи, в отличие от националистического, красный террор первых нескольких месяцев войны носил по большей части стихийный характер(2). При этом его с самого начала пытались остановить и упорядочить, минимизировав число жертв. Так, например, в Барселоне уже с 20 июля начали действовать так называемые «контрольные патрули» (официально об их создании было объявлено в печати 11 августа), в чью задачу входило поддержание «революционного порядка» и борьба с фашистской контрреволюцией (Guillamón 2012: 69).

И именно на эти несколько месяцев пришлись основные жертвы: в Мадриде своего пика политические убийства достигли осенью 1936 г., в Кастельоне, Толедо и Мурсии — в августе, в Малаге — в августе и сентябре, в Аликанте, Каталонии и Валенсии — в сентябре и октябре (Prieto Borrego, Barranquero Texeira 2015: 92–93).

Размаху стихийного террора начала войны способствовали и публикации в прессе с призывами расправиться с виновниками кровопролитных уличных боев. Так, например, первый после начала мятежа номер Solidaridad Obrera вышел под заголовком «Око за око, зуб за зуб!» (Solidaridad Obrera 1936a)(3). При этом уже на следующий день в той же газете было написано, что любой человек, либо группа лиц, занимающиеся грабежом, будут остановлены с применением оружия (Solidaridad Obrera 1936b).

Особенностью стихийной волны насилия начального периода войны было то, что многие убийства были связаны с тем, что люди «сводили старые счеты» с теми, кто по их мнению ранее «наносил вред рабочему классу», а в новых условиях пытался переметнуться на другую сторону в надежде, что их прежние прегрешения будут забыты: «работодатели, полицейские, тюремщики, мучители, стукачи и профессиональные штрейкбрехеры» (Abad De Santillan 2006: 120–122; Beevor 2006: 85; García Oliver 1978: 230; Peirats 2001: 145). Безусловно, бывали и случаи сведения личных счетов в корыстных интересах. Пример подобного рода приводит Антуан де Сент-Экзюпери, когда человек был расстрелян после того, как выяснилось, что по его ложному доносу был расстрелян невиновный (Сент-Экзюпери 2002: 84). Отмечается также, что в первые месяцы войны в республиканской зоне многими жертвами стихийного террора оказались представители армии и полиции (Prieto Borrego, Barranquero Texeira 2015: 93). При этом в газетах подчеркивалась разница между рядовыми солдатами и офицерами. Так, например, первых из них (участвовавших в мятеже) считали обманутыми своими командирами, в то время как вторых, в частности генералов Годеда и Бурриэля, лидеров мятежников в Барселоне, призывали казнить ((Han sido condenados a muerte 1936; см. также (Головченко 2006: 27)).

Как бы то ни было, на сегодняшний день сложно оценить, какое место в общей волне красного террора в республиканской зоне носили такого рода случаи, насколько велик был процент чисто уголовных преступлений, прикрывавшихся революционной фразеологией(4). И все же, излишне сгущать краски не стоит. Так, например, современный британо-испанский историк Крис (Кристофер) Илэм указывает на то, что разговоры об «обезумевшей толпе», творившей насилие на улицах революционной Барселоны, не более чем политически ангажированный миф (Ealham 2005: 115).

В последующие месяцы войны террор в республиканской зоне в количественном отношении пошел на убыль, однако стал при этом более организованным.

Пожалуй, наиболее известным примером организованных убийств в республиканской зоне стала история с массовыми расстрелами политических заключенных в конце 1936 г., известных как «Бойня в Паракуэльосе» (Matanzas de Paracuellos). Масштаб и скандальность данной истории оказались таковы, что споры о ней продолжаются в историографии и сегодня.

Данная трагедия развернулась в самый разгар битвы за Мадрид, когда в свете вероятного взятия столицы националистами было решено увести из города политических заключенных, «чья связь с фашистами была доказанной» (цит. по: (Colodny 1958: 171)). Однако вместо перевода в новое место заключения от 2400 до 3500 из них были расстреляны в промежутке между 6 ноября и 4 декабря. Это стало актом организованного массового убийства: заключенных вывозили из осажденного города группами, доставляли к месту казни, где заставляли рыть себе могилы (AHN: 1526, 1–4).

Как выяснилось позднее, ответственными за данные массовые казни были, как пишет испанский историк Хесус Ф. Сальгадо, 6–7 ноября — правительство Республики, 8–9(10) — правительство и Хунта обороны Мадрида, с 18 ноября по 4 декабря — Хунта обороны, а также лично советник по общественному порядку, глава Объединенной социалистической молодежи (ОСМ), коммунист Сантьяго Каррильо, вместе с руководителем Хунты, генералом Миахой. Кроме того, по некоторым данным, к массовым убийствам в Паракуэльосе(5) также могли быть причастны сотрудники испанской сети НКВД и конкретно группа под руководством сотрудника советской разведки Иосифа Григулевича (Ruiz 2015; Salgado 2014: 288, 400; Volodarsky 2015: 199–204).

Как выразился по этому поводу американский историк Роберт Колодны, сам участник испанской войны на стороне Республики: «Уничтожить либо быть уничтоженным стало лейтмотивом Мадрида» (Colodny 1958: 47).

Конец массовым расправам был положен после того, как ответственным за мадридские тюрьмы был назначен известный своими гуманистическими убеждениями анархо-синдикалист Мельчор Родригес Гарсиа, также известный как «Красный Ангел» (исп. Ángel Rojo), считавший, что «за идеи можно умирать, но нельзя убивать»(6) (Domingo 2008: 81–107).

Необходимо также отметить тот факт, что в республиканской зоне периодически происходили казни политических заключенных в качестве своеобразной «мести»(7) за бомбардировку городов авиацией националистов и террор в Национальной зоне. В частности, такого рода случаи имели место после бомбардировок Бильбао, Малаги, Валенсии, Картахены и Мадрида (Graham 2002: 85; Richards 2013: 48).

И все же, несмотря на всю скандальность истории с расстрелами в Паракуэльосе и расправы над заключенными в отместку за бомбардировку городов, как правило, в центре внимания историков, пишущих о красном терроре в ходе испанской войны, оказывается борьба с Церковью, вылившаяся в поджоги культовых сооружений и расправы над священнослужителями-католиками.

Что касается масштабов антиклерикального террора, то на сегодняшний день установлено, что всего в республиканской зоне было убито 6832 священнослужителя, половина — в течение первых двух месяцев войны (Alexander 1999: 1123; Preston 2013: 322; Vincent 2005: 68). Вместе с тем, чтобы оценить масштаб данного явления, необходимо отметить, что к началу войны в Испании было до 115 000 разного рода служителей церкви, включая 60 000 монахинь.

Среди причин прокатившейся по республиканской зоне волны насилия против служителей Церкви и сжигания многих культовых сооружений называлась их активная вовлеченность в мятеж, а также слухи о том, что со многих колоколен производился ружейный и пулеметный обстрел сторонников Республики (O. Los malhablados 1936; Souchy 1987: 81). Позднейшие исследования, впрочем, указывают на недостоверность данных утверждений (Vincent 2005: 70).

15 августа 1936 г. барселонский орган Национальной конфедерации труда (НКТ) Solidaridad Obrera призвал раз и навсегда покончить с остатками влияния Церкви в Испании, экспроприировать ее собственность и расстреливать кардиналов и епископов, т.е. не рядовых служителей Церкви, а именно высших ее иерархов, что говорит о классовых, а не религиозных мотивах данного текста, не отменяя, впрочем, самого факта призыва к расправам (La Iglesia 1936). Для понимания природы антиклерикального насилия важно также отметить и тот факт, что «“столпы” католической ассоциативной жизни также часто принадлежали к местной экономической элите, или же были лидерами правых политических сил (а иногда и то, и другое)» (Graham 2002: 86).

При этом нельзя утверждать, как это иногда делается, что это была война, ведущаяся целенаправленно против верующих, и конкретно католиков. Об этом наглядно свидетельствовал уже Артур Кёстлер на примере баскских католиков и протестантов. В действительности политика развела верующих по разные стороны баррикад, так что иногда некоторые священники становились жертвами как раз таки белого, а не красного террора (Кестлер 1937: 104–109). Это подтверждается и современными исследованиями, в частности, таких авторов, как Энтони Бивор и Майкл Сейдман. Так, например, известны случаи расстрелов в «национальной зоне» протестантских и баскских священников наравне с «левыми», а также закрытие их церквей, некоторые из которых превращались в тюрьмы, а некоторые и вовсе были разрушены (Beevor 2006: 82–83; Seidman 2002: 34; Seidman 2011: 206).

Стоит также отметить и данные, приводимые Туньоном де Ларой, согласно которым в Барселоне, несмотря на весь антиклерикальный террор лета 1936 г., продолжали жить и даже проводить богослужения тысячи священнослужителей (Туньон де Лара 1971: 132).

Как бы то ни было, антиклерикальное насилие, хотя его размах и был, по мнению Хелен Грэхем, относительно небольшим по сравнению со всеми остальными «формами убийств, имевших место во время войны (в обеих зонах), против светских социальных кругов» (Graham 2002: 86), является, пожалуй, одной из наиболее мрачных частей истории красного террора в Испании. Часто убийства происходили в ритуализированной и театрализированной формах, не редкостью было применение пыток. Тела жертв подчас обезображивались, целью чего была дегуманизация восприятия их образа населением, дабы лишить жертв «любой эмпатии или даже сочувствия». Имели место случаи кастрации священнослужителей. Иногда насилие против священнослужителей принимало формы своего рода пародии на разного рода церковные обряды, что имело своей целью демонстрацию их бесполезности и бессмысленности. «Одним из исполнителей антиклерикального насилия <…> была толпа», а также группы вооруженных милиционеров, при этом в небольших деревнях зачастую (но не всегда) инициатива антиклерикального насилия исходила не от самих местных жителей, а от жителей окрестностей (Vincent 2005: 71, 75–76, 78–80)(8).

Еще одним важным моментом, связанным с антиклерикальным насилием, стали «макабрические спектакли», как назвал это действо исследователь Брюс Линкольн. Их суть заключалась в выставлении на всеобщее обозрение мумифицированных трупов монахинь, священников и святых, покоящихся на территориях монастырей. Подобные случаи, имевшие место главным образом в самые первые дни войны, происходили повсеместно, как в небольших населенных пунктах, так и в крупных городах.

Также монахов часто обвиняли в сексуальном насилии над женщинами и жестоком обращении с детьми. Подтверждавшиеся или нет, подобного рода слухи только подпитывали антиклерикальное насилие. Монахини же при этом считались скорее жертвами Церкви, нежели ее верными слугами. Именно по этой причине среди погибших священнослужителей количество женщин было во много раз меньше мужчин.

Стоит также добавить, что, хотя несколько случаев жестоких групповых изнасилований «мирянок» имело место, тем не менее, вопреки утверждениям пропаганды националистов, нет ни одного документально подтвержденного случая изнасилования монахинь. При этом имело место широкое использование «сексуального искушения» в отношении священников. Известны случаи, когда их пытались принудить к половой связи с проститутками, и после того, как это не удавалось, священников иногда кастрировали. Подобного рода действия могли быть мотивированы двумя причинами: 1) распространенным мнением о священниках как «бесстыдных соблазнителях», 2) их отказом от вступления в брак, что считалось синонимом отказа от сексуальной жизни. Как пишет по этого поводу Мэри Винсент: «Социальная власть мужчин покоилась на их сексуальной потенции: по крайней мере, на юге Испании, мужской целибат не являлся источником духовной силы, но проступком, неестественным и непостижимым состоянием» (Vincent 2005: 87–88)(9).

Подобные демонстративные акты десакрализации Церкви вызывали резкое неприятие не только со стороны националистов, на также и либерально настроенных сторонников Республики, а также ее центральных властей (Lincoln 1989: 133–136; Vincent 2005: 81, 84–88).

Говоря о репрессиях в Республиканской зоне, также необходимо помнить о том, что, насколько можно судить, в общий список жертв красного террора попадают все, кто был здесь убит по политическим мотивам, в том числе жертвы трех крупных внутриреспубликанских столкновений в марте 1937 г. (Левант), мае того же года (Каталония) и марте 1939 г. (Мадрид), жертвами которых стали, по разным оценкам, от примерно 450 до более чем 3 тыс. чел. Кроме того сообщалось, что в первые несколько месяцев 1937 г. от рук сталинистов только в Барселоне и районе Мадрида погибло около 250 активистов НКТ (Abad De Santillan 2006: 201; Cattell 1956: 133), а всего погибших с обеих сторон в подобного рода столкновениях было еще больше.

Между тем, такого рода подход представляется крайне некорректным, тем более что он лишний раз способствует закреплению мифа о «двух Испаниях», которых в действительности можно выделить три, о чем писал еще Гомес Касас: друг другу противостояли мятеж, революция и контрреволюция. На это же обращают и современные историки Крис Илэм и Майкл Ричардс, отмечая, что все попытки выставить гражданскую войну в свете концепции о противостоянии «двух Испаний» являются «примитивным манихейскими мифами», т.к. такого рода подход игнорирует внутриреспубликанский конфликт вокруг социальной революции (Gómez Casas 2002: 241; Richards, Ealham 2005: 1).

После прихода к власти в мае 1937 г. правительства правого социалиста Хуана Негрина республиканская репрессивная система стала активно действовать против самих же антифашистов (Guillamón 2013; 2015). Итогом этого стало то, что с апреля 1937-го по январь 1939 г. в одной только Каталонии через тюрьмы прошло 3734 антифашиста, до 90 % из которых составляли члены НКТ (Aguilera Povedano: 814). Десятки, если не сотни антифашистов бесследно «исчезли»: не менее 60 членов НКТ «пропало» вскоре после барселонских уличных боев в мае 1937 г. (Azaretto 1939: 150).

Последними всплесками красного террора стали в начале 1939 г. убийства, осуществлявшиеся отступавшими республиканскими войсками в Каталонии и Леванте (Casanova 2010: 194).

Белый террор

Что касается белого террора, то оценки его размаха в настоящее время варьируются от 58 (Moa 2004: Cap. 7) до 200 (Richards 1998: 11) тысяч во время войны, а также от 20 (Preston 2013: 17) до примерно 200 (Macdonald 1987: 221) тысяч, после ее формального окончания. Стоит добавить, что еще в 1948 г. американский журналист Чарльз Фольц, ссылаясь на анонимный источник из франкистского Министерства юстиции, озвучил цифру в 192 694 казненных между апрелем 1939-го и июнем 1944 г. (Floros 2014: 62–63). В свою очередь современный историк Хулиус Руис называет информацию Фольца «анекдотическим источником» (Ruiz 2009: 454). При этом в качестве обоснования своей позиции он ссылается на авторитет Стэнли Пейна, далеко не всегда корректного в своих выводах и интерпретациях рассматриваемых им фактов(10), а также статистических данных Саласа Ларрасабаля, чьи работы сегодня называют «единственным средством неофранкистской историографии»(11) (Espinosa 2009).

В любом случае, на сегодняшний день можно говорить лишь о приблизительных оценках масштабов белого террора в Испании, в т.ч. в силу того факта, что зачастую казни производились «неформально», люди попросту «исчезали», имела место практика расстрелов «при попытке к бегству», о чем нередко упоминается в рассказах очевидцев тех событий (Collier 1987: 161; MacMaster 1990: 205; Mintz 1982: 295; Renshaw 2011: 22). В конечном счете, насколько можно судить по имеющимся на сегодня данным, во время самой войны жертвами белого террора могло стать порядка 150–200 тыс. чел., и не менее 50 тыс. после ее окончания, возможно, до 190–200 тыс. Т.е. в общей сложности от 200 до 400 тыс. чел. было казнено националистами по политическим мотивам(12).

Также стоит отметить, что, по данным итальянского дипломата Галеаццо Чиано, летом 1939 г. ежедневно расстреливали до 200–250 чел. в Мадриде, до 150 в Барселоне и 80 в Севилье (Thomas 2012).

В 1947 г., после крупной забастовки(13) в Стране Басков режимом Франко был принят «Закон о борьбе с бандитизмом и терроризмом», предусматривавший смертную казнь в т.ч. за членство либо даже за подозрение в членстве в незаконных организациях (ATUC: 292/946/35/64).

Ко всему этому стоит добавить утверждение современного испанского историка Мигеля Амороса о том, что количество умерших по различным причинам во франкистских лагерях приблизительно равно количеству казненных после войны (Amorós 2009: 331), а также историю с похищением из семей «республиканцев» после установления в стране диктатуры от 30 до 300 тыс. детей (Adler; Esteso Poves; Josephson 2013).

1 апреля 1959 г. состоялось торжественное открытие мемориала в Долине павших, официально объявленного «символом примирения» вчерашних врагов. В действительности же мемориал был задуман не более чем как личная усыпальница самого Франсиско Франко, а также в качестве символа победы в войне националистов, в результате чего покоящиеся там останки республиканцев вместе с останками солдат-националистов лежат под франкистским лозунгом «Павшим за Бога и Родину». При этом при сооружении мемориала, начавшегося в 1940 г., погибло множество строивших его заключенных-антифранкистов (Кобо; De Meneses 2001: 121).

О том, насколько массовым был террор националистов, говорят имеющиеся на сегодняшний день данные о франкистских репрессиях в Андалусии (до 57 413)(14), Астурии (до 21 000) и Валенсии (до 26 000) (Balance aproximativo; Fernández Albéndiz, Giráldez Díaz 2014: 52). И это далеко еще не полные данные.

Также сюда стоит добавить данные о репрессиях в Каталонии. На сегодняшний день количество жертв белого террора здесь оценивается по меньшей мере в 4,2 тыс. чел. Между тем косвенные свидетельства говорят о том, что количество жертв националистического террора в Каталонии может оказаться во много раз больше названного выше(15). В пользу этого говорит количество пропавших без вести: за вычетом подсчитанных жертв боевых действий, бомбардировок и политических репрессий, судьба порядка 70–90 тыс. жителей региона остается неизвестной. Эта цифра включает в себя в том числе пропавших в результате вынужденной эмиграции (Mas; Surroca i Llucià 2014: 17), так что остается только гадать, сколько из «пропавших» могло стать жертвами политического террора.

Что касается непосредственно гражданской войны, то в ходе нее было немало случаев массовых расправ франкистов над своими противниками. Наиболее известные случаи произошли в Бадахосе (1936) и Малаге (1937), ставшие своего рода символами испанского белого террора.

В первом случае речь идет о резне, учиненной националистами после взятия Бадахоса в августе 1936 г., когда многих пленных «республиканцев» расстреливали из пулеметов на городской арене для боя быков. На сегодняшний день количество жертв данной бойни оценивается от 1,5 до 9 тыс. чел. И это в городе, в котором по данным переписи 1930 г. проживало всего 41 122 чел., а общая численность населения провинции составляла 703 389 жителей. Вместе с тем общее количество жертв франкистского террора во всей провинции Бадахос достигает, по оценкам Энтони Бивора, от 6 до 12 тыс. чел. (Beevor 2006: 91).

Во втором случае речь идет о событиях, произошедших после взятия Малаги в феврале 1937 г. испано-итальянскими войсками.

После взятия города только в феврале, по итальянским данным, в нем было казнено 2800 чел., а всего — около 5 тыс. При этом, как и во всех случаях исследований белого террора в Испании, оценки его масштабов у разных исследователей существенно расходятся. Так, например, Майкл Ричардс пишет о 4,7 тыс. казненных с 8 февраля 1937 г. по 1 апреля 1939 г., общие же оценки франкистских репрессий в городе по данным современных испанских исследователей достигают цифры в 7471 чел. (Fernández Albéndiz, Giráldez Díaz 2014: 64; Moreno Gomez 2008: 12; Richards 2013: 79). В городской тюрьме оказалось до 10 тыс. чел. При этом население Малаги, по данным на 1934 г., составляло всего 200 тыс. жителей.

Между тем, по некоторым данным общее количество жертв франкистского террора в Малаге могло достигать 20 тыс. чел., а за время его контроля республиканцами здесь было убито с начала войны, по оценкам националистов, 1005 чел. (Beevor 2006: 93; Coverdale 1975: 192; Richards 2013: 199).

В свою очередь американский историк Стэнли Пейн пишет, что всего в городе было казнено 2 тыс. чел., хотя и признает, что число жертв могло быть и больше. Вместе с тем, по его мнению, после событий в Малаге националисты расширили и регламентировали систему военных трибуналов, и, как утверждает автор, при последующих занятиях территорий франкисты уже не практиковали столь масштабных массовых убийств, хотя казни и продолжались (Payne 2012: 107).

Еще одним важным моментом в истории белого террора является его масштаб в Наварре. Причина такого внимания заключается в том, что влияние левых, республиканских и анархистских политических сил здесь было традиционно незначительным, в связи с чем данный регион попал под полный контроль мятежников без сопротивления, соответственно не было и красного террора. И тем не менее, количество жертв политического насилия здесь оказалось весьма значительным. По разным оценкам, в Наварре было казнено от 3280 до 3920 чел. (Кестлер 1937: 69; Balance aproximativo; Preston 2013: 24).

Впрочем, все это оказывается не столь уж удивительным, если вспомнить о том, что уже в самые первые дни командующий силами националистов в регионе генерал Эмилио Мола, выступая на совещании мэров Наварры, заявил им, что их задача «сеять ужас», что они должны без страха и колебаний уничтожать «всех, кто не думает как мы» (Preston 2013: 253). Такого рода установки были поняты активистами местных молодежных военизированных милиционных групп традиционалистов как призыв к своего рода «социальному возрождению», подразумевавшему «амальгаму „христианского милосердия“ с „террором и паникой“» (Richards 2013: 60). В итоге немногочисленные левореспубликанские круги столкнулись с массовым истреблением. Как пишет об этом Пол Престон, здесь был убит либо умер в заключении каждый десятый из голосовавших на февральских выборах 1936 г. за Народный фронт (Preston 2013: 259).

Наряду с массовыми казнями националисты также широко практиковали в своей зоне всевозможные формы издевательства над попадавшими им в руки политическими противниками и просто сочувствующими Республике, а также членами их семей. В частности, известны случаи, когда они заставляли своих жертв пить слабительное. Подобного рода действия, как правило, практиковались фалангистами(16).

Также во время войны во франкистской зоне был широко распространен такой способ запугивания населения, как изнасилования женщин — членов семей политических противников. Это было в особенности характерно для солдат марокканских частей, на что армейское начальство, как правило, попросту закрывало глаза. В целом, издевательства над женщинами левых и республиканских взглядов, либо жен и дочерей активистов Народного фронта и анархо-синдикалистов носили систематический организованный характер (Кестлер 1937: 95; Preston 2013: 21, 25; De Meneses 2001: 111).

После окончания войны положение дел долгое время оставалось в целом тем же. Как пишет об этом Лейла Реншоу, собиравшая информацию в многочисленных интервью с жертвами репрессий либо с их родственниками, женщины из «республиканских» семей часто подвергались различным формам сексуального «насилия сразу после казни мужчин». Кроме того, семьям жертв политического террора новых властей запрещалось совершать «траурные обряды и вообще проявлять скорбь открыто» (Реншоу 2009: 480).

По словам Луиса Бунюэля: «Репрессии фашистов были безжалостными. Расстреливали всякого подозреваемого в либерализме» (Бунюэль 2009: 236).

Унижения, преследования и / или смерть ждали подчас даже тех, кто просто голосовал на выборах за левые или либеральные (республиканские) партии, о чем уже упоминалось выше применительно к событиям в Наварре.

Тем же, кто избегал смерти или концлагеря и оставался на весьма условной «свободе», предстояло пережить множество других испытаний. В частности, данные «неблагонадежные элементы» подвергались крупным денежным штрафам за «политические преступления», что вгоняло их семьи в полнейшую нищету (А. Ш. 1951: 26–27; Реншоу 2009: 476, 481).

На страницах русского эмигрантского анархистского журнала «Дело Труда — Пробуждение» спустя 12 лет после окончания войны при описании испанских реалий упоминались ритуальные шествия фалангистов и духовенства «под звон колоколов и при свете факелов», оказывавшие сильный психологический эффект на население (А. Ш. 1951: 27). Это являлось важной частью психологического террора новых хозяев страны против всех тех, кого они называли «красными», в особенности тех из них, кто в той или иной степени выступал во время войны против католической Церкви.

По сути, франкистский террор до определенной степени знаменовал собой возвращение к традициям Святой Инквизиции времен Педро де Арбуэса и Томасо Торквемады. При этом «новая Инквизиция» и религиозная риторика приправлялась псевдонаучной демагогией в духе смеси биологического и политического расизма о «врожденной» неполноценности носителей левых и республиканских идей, «биологических корнях марксизма», говорилось о необходимости «лечения» «красного психоза» (Renshaw 2011: 62; Richards 2013: 57).

Выражаясь словами Касорла Санчеса, политика Испании периода правления Франсиско Франко была построена на манипулировании страхом, терроре и политических махинациях (Cazorla Sánchez 2010: 17–56).

Ко всему этому необходимо добавить, что гражданская война со стороны националистов с конца 1936 г. была объявлена «Крестовым походом» (Cruzada) в защиту христианской веры, против безбожного атеизма(17). Противники националистов обращали внимание на тот факт, что защита христианства происходит при массовом участии в данном «походе» марокканских солдат, исповедующих ислам. Отвечая на подобного рода выпады, Франко заявлял, что идущая война не является гражданской, что это «крестовый поход тех, кто верит в Бога», будь то христиане или мусульмане, «против атеизма и материализма» (цит. по: (Пожарская 2007: 75–76)).

Вместе с тем, как пишет Майкл Сейдман, рядовых марокканцев подпитывали пропагандистскими идеями, пропитанными антисемитизмом и идеями Джихада. Причем данная пропаганда велась таким образом, чтобы внушить марокканским солдатам тождественность иудаизма, атеизма и «коммунизма» (Seidman 2011: 38–40).

Все это сопровождалось полным игнорированием недавнего прошлого, когда в свете Второй марокканской войны испанская пропаганда представляла марокканцев как «жестоких, грубых и диких» варваров. В новых условиях речь стала идти о «дружелюбных маврах». При этом считалось, что «мавр достигал пика в своей трансформации в „испанца“, либо когда убивал „русского“, либо когда оказывался одним из героически павших». Прежний же образ «мавров», представлявший их в дегуманизированном виде, оказывался теперь ретранслированным на «красных» испанцев, терявших тем самым статус «соотечественников» (Nuñez Seixas 2005: 58).

К этому стоит добавить и тот факт, что испанские националисты, в особенности фалангисты, использовали в своей политической риторике антисемитские коннотации (и это с учетом того, что со времен Реконкисты в Испании практически не было евреев), заявляя о борьбе с мировым «иудо-большевизмом» и масонством, а также либерализмом и анархизмом. Заявлялось о том, что идет борьба с «масонами и коммунизмом», а также о «еврейско-большевистско-масонском» советском заговоре против испанской нации. Кардинал Гома прямо говорил о том, что «евреи и масоны» отравили испанский народ своими «абсурдными» идеями (Кестлер 1937: 109–110; Beevor 2006: 96; Richards 2013: 9, 79).

Герберт Р. Саутуорт в своей книге «Миф о крестовом походе Франко» (1963) охарактеризовал этот самый «поход» следующим образом: «Да, господа, вы правы, это был Крестовый поход. Однако крест был свастикой» (Southworth 1963: 180).

Ужас от репрессий был таков, что даже сейчас многие испанцы неохотно говорят о периоде франкистской диктатуры. Об этом наглядно свидетельствуют исследования Лейлы Реншоу, собиравшей в 2003–2007 гг. информацию в сельской местности в многочисленных интервью с детьми и внуками жертв политических репрессий, а также с некоторыми из еще живых участниками тех событий. В своей статье «Правда вскрывается» она пишет о том, что интервьюируемые ей «[л]юди постоянно твердили, что боятся, и рассказывали, как были запуганы прежде». Страх, в котором многие прожили десятки лет, являлся, по их мнению, неким коллективным психическим состоянием, будучи «главным настроением эпохи» (Реншоу 2009: 478–479).

Подводя черту

Возвращаясь к оценкам масштабов белого террора, необходимо отметить, что изучению данной проблемы в самой Испании серьезно препятствует принятый 15 октября и вступивший в силу 17 октября 1977 г., т. е. уже через два года после смерти Франко, так называемый «Закон об амнистии». Как пишет Лейла Реншоу, первоначально про данный закон в народе говорили, что это «закон, подводящий черту», надеясь, что он поможет начать стране жить «с чистого листа», распрощавшись с мрачным наследием прошлого. На деле же все вышло совсем иначе, так что позднее его стали называть «Пактом молчания», «Пактом амнезии» либо «Пактом забвения», т.к. он попросту способствует замалчиванию преступлений периода диктатуры. Результатом этого стало то, что левые, подписавшие пакт, фактически стали «соучастниками замалчивания убийств и репрессий мирных граждан в годы гражданской войны и диктатуры», утратив свое реноме, ведь «[с] обственно, сговор с противниками — не что иное, как предательство по отношению к жертвам франкизма, полагают критики» (Реншоу 2009: 477).

Таким образом, долгие годы в Испании официально было де-факто запрещено исследование франкистских репрессий. Вместо «забвения» мрачного франкистского прошлого произошло обратное: «Переход от франкистского режима к парламентской монархии был задуман на основе преемственности, а не разрыва, тем самым эффективно легитимизирующего диктатуру». Так что, «во имя мира» была фактически принята официальная франкистская концепция истории (Ellington: 4; Hadzelek 2012: 164).

На этом фоне не приходится удивляться, что, как пишет в майской статье 2016 г. в «The Guardian» Джулиан Коман, по данным недавнего исследования в Испании, до «69 % респондентов в возрасте от 14 до 17 лет» ничего либо почти ничего не знают о гражданской войне (Coman 2016).

По словам Ульрике Капдепон, только в конце 1990-х гг. «как в прессе, так и в политических и гражданских дискуссиях стало зарождаться новое движение, требующее снятия табу с “пакта о молчании”». В 2000 г. было создано «Объединение по возвращению исторической памяти», целью которого стало расследование «по местонахождению “пропавших без вести” времен гражданской войны и более позднего периода». К 2005 г. количество подобных организаций выросло до 170 (Капдепон).

В ноябре 2002 г. парламент Испании единодушно выступил за осуждение франкистской диктатуры, а в 2007 г. был наконец принят закон «об исторической памяти», который, как пишет Юрген Шефер, «гарантирует родственникам жертв право на перезахоронение останков, но не прописывает исполнение». На деле данный закон оказался половинчатым, однако им дело не ограничилось. В следующем году испанский судья Бальтасар Гарсон, известный тем, что в 1998 г. именно он выдал ордер на арест бывшего чилийского диктатора Аугусто Пиночета, после чего тот был наконец арестован, опубликовал пространный «подзаконный акт», обосновывающий, «почему закон об амнистии, принятый в Испании в 1977 году, нарушает международное право». Суть данного акта была проста: «у преступлений против человечности нет срока давности», а потому необходимо раз и навсегда разобраться с темным прошлым эпохи Франсиско Франко. Первоначально Гарсон оценивал число пропавших без вести в период между июлем 1936 и декабрем 1951 гг. в 114 266 чел., но уже к 2011 г. речь шла, по меньшей мере, о 152 23718 (Шефер 2011: 147). И это, как показывают современные исследования, далеко не окончательные цифры.

В ответ на начатую Гарсоном деятельность по расследованию политических преступлений периода франкизма «Фаланга(19), легальная фашистская партия, подала иск против судьи» (Гильямон). В 2010 г. его отстранили от должности «якобы за нарушение закона об амнистии» (La causa), а через два года в итоге судебного разбирательства он был признан виновным в незаконном прослушивании телефонных переговоров, в результате чего на 11 лет был лишен права заниматься какой бы то ни было юридической деятельностью.

Таким образом, на сегодняшний день изыскания ведутся главным образом различными группами энтузиастов, такими как «Объединение по возвращению исторической памяти», проводящих поисковые экспедиции в различных регионах Испании. Именно благодаря их работе на сегодняшний день стала возможной более или менее точная (но еще отнюдь не полная) оценка жертв белого террора в Андалусии, охарактеризованного несколько лет назад испанским исследователем Морено Гомесом не иначе как «франкистским геноцидом в Кордове». Однако исследования удается вести, лишь преодолевая серьезные политические и юридические затруднения. При этом в разных регионах страны возможности проведения полевых исследований далеко не одинаковые: где-то, как в Андалусии, условия для таких работ вполне благоприятные, где-то же, как в Каталонии, люди постоянно сталкиваются со всевозможными затруднениями, в т.ч. бюрократического характера.

Подводя итог, можно констатировать, что на сегодняшний день проблема изучения репрессивной политики как во время, так и после окончания испанской гражданской войны является не только научной, но во многом еще и политической. При этом испанская общественность продолжает активно обсуждать и спорить о наследии диктатуры, причем споры эти носят во многом политическую окраску. Стоит также обратить внимание и на то, что в Испании на повестке дня до сих даже не поднимается вопрос о восстановлении республиканского гимна, и государство продолжает использовать, пусть и в несколько измененном виде, гимн, доставшийся ему от эпохи франкистской диктатуры (Hadzelek 2012: 164). Так что «борьба за историю» продолжается.

Примечания

1. Среди заключенных этих лагерей оказался и мадридский журналист, активист НКТ Эдуардо де Гусман. Свои впечатления о пребывании там он изложил в двух из трех томов своих воспоминаний, «Год победы» и «Мы — убийцы» (De Guzman 1974; 2008).

2. Данную точку зрения оспаривает в своих исследованиях Хулиус Руис, утверждающий, что красный террор с самого начала проводился организованно. См. его работу о ситуации в республиканском Мадриде (Ruiz 2014).

3. Коммунистическая пресса, со своей стороны, призывала бороться с фашизмом в тылу столь же активно, как на фронте (Ruiz 2014: 13).

4. Как отмечает Хулиан Касанова, открытие тюрем дало разного рода уголовникам в сложившихся условиях вольготно грабить население (Casanova 2010: 192).

5. Казни совершались в районе Паркуэльос-де-Харама и Торрехон-де-Адрос.

6. За свою активную деятельность по спасению жизни заключенных Мельчор Родригес удостоился обвинений со стороны коммунистов в пособничестве «Пятой колонне» (Domingo 2008: 102).

7. Со своей стороны националисты утверждали, что, наоборот, террор в Национальной зоне стал ответом на республиканское насилие (ГАРФ: Л.5). Более того, первоначально националисты вообще отрицали существование «в национальном лагере» какого бы то ни было террора (Aunós 1943: 6; AHN: 1575).

8. Хелен Грэхем считает, что в целом инициатива террора первых военных месяцев в Республиканской зоне исходила от городских, а также безземельных сельскохозяйственных рабочих (Graham 2002: 84).

9. Что касается насилия над женщинами в целом, то, как отмечает Хулиан Касанова: «Среди жертв насилия в Республиканской зоне женщин было очень мало» (Casanova 2010: 201).

10. Кроме того, порой Стэнли Пейн и вовсе игнорирует неудобные для него факты. Так, например, он полностью обошел вниманием в своих книгах «Гражданская война в Испании, Советский Союз и коммунизм» (2004), «Гражданская война в Европе, 1905–1949» (2011) и «Гражданская война в Испании» (2012) тему массовых казней в Бадахосе после его взятия националистами. Кроме того выше уже писалось о том, как С. Пейн интерпретирует данные статистики о заключенных во франкистской Испании, упоминая о тюрьмах, но умалчивая при этом о концентрационных лагерях.

11. В своей книге «Жертвы войны» Салас Ларрасабаль утверждал, что во время войны в Республиканской зоне жертвами политического террора стали 73 297 чел., а в Национальной — 57 883, и еще 22 716 после войны (Larrazábal 1977: 361, 390). Именно на эти цифры, как на наиболее, по его мнению, достоверные, ссылается известный современный неофранкист Пио Моа Родригес.

12. Британская исследовательница Хелен Грэхем считает, что хотя в самой Испании за последние годы активно прошел процесс раскрытия тайн франкистского террора, за пределами страны о нем по-прежнему известно слишком мало (Graham 2014: 11).

13. С установлением диктатуры в Испании были запрещены любые забастовки.

14. Красный террор в Андалусии также носил массовый характер, хотя его масштабы и были в несколько раз меньше националистического. По имеющимся данным, речь идет о 8367–8715 жертвах политического насилия в Республиканской зоне (Fernández Albéndiz, Giráldez Díaz 2014: 52; Preston 2013: 817).

15. Встречается информация, что в течение нескольких месяцев после взятия Каталонии войсками националистов там было казнено до 35 тыс. чел. (Barcelona History; Mehrotra).

16. Члены созданной в 1934 г. фашистской партии «Испанская Фаланга и Хунты национал-синдикалистского наступления», или просто «Испанская Фаланга и ХОНС». Указом Франко от 19 апреля 1937 г. была объединена с Испанской конфедерацией автономных [независимых] правых (СЭДА), в результате чего возникла «Испанская традиционалистская фаланга и ХОНС».

17. Данная концепция, позже принятая официальной франкистской пропагандой, впервые была озвучена 30 сентября 1936 г. епископом Саламанки Энрике Пла-и-Даниэлем (Пожарская 2007: 74).

18. По состоянию на 2008 г. пропавшими без вести в годы франкизма числилось 143 353 чел. (Garzón). Позднее оценки стали доходить до 200 тыс., а некоторые исследователи франкистского террора считают, что суммарное количество его жертв, скорее всего, достигает не менее 300 тыс. (Balance aproximativo; Luis Gordillo).

19. Речь идет о созданной в 1976 г. ультраправой партии «Испанская фаланга и ХОНС», наследнице прежней Фаланги.

Источники и материалы

1. ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 10231. Оп. 1. Д. 294. Л. 5.

2. AHN 1526 — Archivo Histórico Nacional (AHN). FC-Causa General, 1526, exp.5.

3. AHN 1575 — Archivo Histórico Nacional (AHN). FC-Causa General, 1575, exp.5.

Библиографический список

1. А. Ш. 1951 — А. Ш. К 15-летию борьбы испанцев за свободу (1936–1951) // Дело Труда — Пробуждение [Нью-Йорк]. 1951. Ноябрь–декабрь. № 37.

2. Бунюэль 2009 — Бунюэль Л. Смутный объект желания. М., 2009.

3. Гильямон б/д. — Гильямон А. «Скандал Мира», или Ненависть духовенства к анархистам // Международная ассоциация трудящихся. URL: http://www.aitrus.info/node/4073 (дата обращения 26.12.2016).

4. Головченко 2006 — Головченко И.Ф. Органы государственной власти особой компетенции Испании периода гражданской войны (1936–1939 гг.): историко-правовой аспект: Дис. … канд. юрид. наук. Пятигорск, 2006.

5. Капдепон б/д. — Капдепон У. Историческая память и диктатура Франко / общественная дискуссия в современной Испании // http://urokiistorii.ru/history/soc/52128 (дата обращения 26.12.2016).

6. Кестлер 1937 — Кестлер А. Беспримерные жертвы. Зверства фашизма в Испании. М., 1937.

7. Кобо б/д. — Кобо Х. Развенчан миф об испанской Долине павших: Родственники погибших республиканцев требуют выноса их праха из мемориала // http://www.ng.ru/world/2008-07-17/7_memorial.html (дата обращения 26.12.2016).

8. Пожарская 2007 — Пожарская С. П. Франсиско Франко и его время. М., 2007.

9. Реншоу 2009 — Реншоу Л. Правда вскрывается: как поменялись местами разоблачения и утаивание в «политике памяти» в Испании // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. С. 475–493.

10. Сент-Экзюпери 2002 — Сент-Экзюпери А. де. Из книги «Смысл жизни» // Сент-Экзюпери А. де. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 3: Маленький принц; Из книги «Смысл жизни»; Из книги «Военные записки. 1939–1944»; Из московских репортажей; Письма. М., 2002.

11. Туньон де Лара 1971 — Туньон де Лара М. Испанская церковь и война 1936–1939 гг. // Проблемы испанской истории. М., 1971. С. 112–137.

12. Шефер 2011 — Шефер Ю. Возвращение из забытья // GEO. Непознанный мир: Земля. 2011. № 08 (161), август. С. 138–149.

13. Abad de Santillan 2006 — Abad de Santillan D. Por que perdimos la guerra: Una contribucion a la historia de la tragedia española. Barcelona: Plaza & Janés, 1977.

14. Adler б/д. — Adler K. Spain's Stolen Babies and the Families Who Lived а Lie // www.bbc.com/news/magazine-15335899 (дата обращения 23.12.2016).

15. Albéndiz, Díaz 2014 — Albéndiz F., Díaz G. La represión física en Andalucía // La memoria de todos: Las heridas del pasado se curan con más verdad. [Sevilla], 2014.

16. Alexander 1999 — Alexander R.J. The Anarchists in the Spanish Civil War. (2 vol.). Vol. 2. L., 1999.

17. Aunós 1943 — Aunós E. Prólogo // Causa general: La dominación roja en España, avance de la información instruída por el Ministerio publico. Madrid, 1943.

18. Azaretto 1939 — Azaretto M. Las Pendientes Resbaladizas. (Los anarquistas en España). Montevideo, 1939.

19. Balance aproximativo — Balance aproximativo de la represión durante la GCe // www.sbhac.net/Republica/Victimas/Repre.htm (date of access 26.12.2016).

20. Barcelona History — Barcelona History // https://www.insightguides.com/destinations/europe/spain/barcelona/histor... (дата обращения 23.12.2016).

21. Beevor 2006 — Beevor A. The Battle for Spain: The Spanish Civil War, 1936–1939. London: Weidenfeld, 2006.

22. Casanova 2010 — Casanova J. The Spanish Republic and the Civil War. N. Y., 2010.

23. Cattell 1956 — Cattell D. T. Communism and the Spanish Civil War. Berkeley, 1956.

24. Cazorla Sánchez 2010 — Cazorla Sánchez A. Fear and Progress: Ordinary Lives in Franco’s Spain, 1939–1975. Oxford, 2010.

25. Colodny 1958 — Colodny R. G. The Struggle for Madrid: The Central Epic of the Spanish Conflict (1936–37). N. Y., 1958.

26. Coman 2016 — Coman J. Eighty Years On, Spain May at Last Be Able to Confront the Ghosts of Civil War // https://www.theguardian.com/world/2016/may/29/national-museum-spanish-ci... (дата обращения 23.12.2016).

27. Coverdale 1975 — Coverdale J. F. Italian Intervention in the Spanish Civil War. Princeton (N. Y.), 1975.

28. De Guzman 1974 — Guzman E. de. El año de la Victoria. Madrid, 1974.

29. De Guzman 2008 — Nosotros los asesinos. Madrid, 2008.

30. Domingo 2008 — Domingo A. Melchor Rodríguez y Los Libertos // Germinal. Revista de Estudias Libertarias. 2008. N 6, Octubre. P. 81–107.

31. Ealham 2005 — Ealham C. The Myth of the Maddened Crowd: Class, Culture and Space in the Revolutionary Urbanist Project in Barcelona, 1936–1937 // The Splintering of Spain: Cultural History and the Spanish Civil War, 1936–1939. Cambridge, 2005.

32. Ellington б/д. — Ellington A. Archaeology and Memory of the Spanish Civil War // http://www.alba-valb.org/programs/essay-contest/Ellington-%20Ashley%20-%... (дата обращения 23.12.2016).

33. Esteso Poves б/д. — Esteso Poves M. J. Los 30.000 niños robados del Franquismo // https://www.diagonalperiodico.net/saberes-global/30000-menores-robados-d... (date of access 26.12.2016).

34. Garcia Oliver 1978 — Garcia Oliver J. El eco de los pasos: el anarcosindicalismo... en la calle... en el Comité de Milicias... en el gobierno... en el exilio. Barcelona, 1978.

35. Garzón б/д. — Garzón recibe 143.353 nombres de desaparecidos durante la Guerra Civil y el franquismo // www.laopiniondezamora.es/nacional/2008/09/22/garzon-recibe-143353-nombre... (date of access 26.12.2016).

36. Gómez Casas 2002 — Gómez Casas J. Historia de la FAI: Aproximación a la historia de la organización específica del anarquismo e sus antecedentes de la Alianza de la Democracia Socialista. 3a ed. Madrid, 2002.

37. Graham 2002 — Graham H. The Spanish Republic at War 1936–1939. Cambridge, 2002.

38. Guillamón 2012 — Guillamón A. La revolucion de los comites. Hambre y violencia en la Barcelona revolucionaria. De julio a diciembre de 1936. Barcelona, 2012.

39. Guillamón 2013 — Guillamón A. (comp.) El terror estalinista en Barcelona. 1938. Barcelona, 2013.

40. Guillamón 2015 — Guillamón A. La represión contra la CNT y los revolucionarios: Hambre y violencia en la Barcelona. De mayo a septiembre de 1937. Barcelona, 2015.

41. Hadzelek 2012 — Hadzelek A. Spain’s ‘Pact of Silence’ and the Removal of Franco’s Statues // Past Law, Present Histories. Canberra, 2012. Р. 153–176.

42. Han sido condenados a muerte 1936 — Han sido condenados a muerte. ¿No hay más culpables?... ¡Justicia! ¡Justicia! // Solidaridad Obrera. 1936. N 1350. 12.08.

43. Josephson 2013 — Josephson K. Stolen Babies in Spain: Human Rights Abuses and Posttransitional Justice. Thesis. N. p., 2013.

44. Juliá 2008 — Juliá S. Víctimas del terror y de la represión // Fuentes Quintana E., Comín Comín F. (coord.) Economía y economistas españoles durante la Guerra Civil. Vol. II. Barcelona, 2008. URL: http://www.santosjulia.com/Santos_Julia/2005-09_files/Vi%CC%81ctimas%20d... (date of access 26.12.2016).

45. La causa б/д. — La causa contra Garzón por la investigación del franquismo // http://elpais.com/elpais/2010/04/21/actualidad/1271837845_850215.html (date of access 26.12.2016).

46. La Iglesia 1936 — La Iglesia ha de ser arrancada de cuajo de nuestro suelo. Sus bienes han de ser expropiados // Solidaridad Obrera. 1936. N 1353. 15.08.

47. Lincoln 1989 — Lincoln B. Revolutionaere Exhumierungen in Spanien — Juli 1936 // Vom Wesen der Anarchie und vom Verwesen verschiedener Wirklichkeiten. Berlin, 1989. S. 131–153.

48. Luis Gordillo б/д. — Luis Gordillo J. España, el país de los 200.000 desaparecidos // http://periodismohumano.com/sociedad/memoria/espana-el-pais-de-los-200-0... (date of access 26.12.2016).

49. Macdonald 1987 — Macdonald N. Homage to the Spanish Exiles. Voices from the Spanish Civil War. N.Y.: Human Sciences Press, 1987.

50. Mas б/д. — Mas A. L'inici de la dictadura: Un país devastat i anorreat // http://www.elpuntavui.cat/societat/article/5-societat/714327-un-pais-dev... (date of access 26.12.2016).

51. Mehrotra б/д. — Mehrotra A. Fascism & Football: The Political History of Spanish Football // https://outsideoftheboot.com/2014/05/22/fascism-football-thepolitical-hi... (дата обращения 23.12.2016).

52. Moa 2004 — Moa P. Los crimenes de la Guerra Civil y otras polemicas. Madrid: La Esfera de los Libros, 2004. Cap. 7.

53. Moreno Gomez 2008 — Moreno Gomez F. 1936: el genocidio franquista en Cordoba. Barcelona, 2008.

54. Nuñez Seixas 2005 — Nuñez Seixas X.-M. Nations in Arms against the Invader: On Nationalist Discourses during the Spanish Civil War // The Splintering of Spain: Cultural History and the Spanish Civil War, 1936–1939. Cambridge, 2005. Р. 45–67.

55. O. 1936 — O. Los malhablados // Solidaridad Obrera. 1936. N 1341. 01.08.

56. Payne 2012 — Payne S. G. The Spanish Civil War. Cambridge, 2012.

57. Peirats 2001 — Peirats J. The CNT in the Spanish Revolution. (3 vol.). Vol. 1. Hastings, 2001.

58. Preston 2013 — Preston P. El holocausto espanol: Odio y exterminio en la Guerra Civil y despues. Barcelona, 2013.

59. Prieto Borrego, Barranquero Texeira 2015 — Prieto Borrego L., Barranquero Texeira E. Political Violence in the Republican Zone: Repression and Popular Justice in a City Behind the Lines: Málaga, July 1936 – February 1937 // Mass Killings and Violence in Spain, 1936–1952: Grappling with the Past. N. Y., 2015. Р. 91–111.

60. Ribeiro de Meneses 2001 — Ribeiro de Meneses F. Franco and the Spanish Civil War. L.; N. Y., 2001.

61. Richards 1998 — Richards M. A Time of Silence: War and the Culture of Repression in Franco’s Spain, 1936–1945. Cambridge, 1998.

62. Richards 2013 — Richards M. After the Civil War. Making Memory and Re-Making Spain since 1936. Cambridge, 2013.

63. Richards, Ealham 2005 — Richards M., Ealham C. History, Memory and the Spanish Civil War: Recent Perspectives // The Splintering of Spain: Cultural History and the Spanish Civil War, 1936–1939. Cambridge, 2005. Р. 1–20.

64. Ruiz 2014 — Ruiz J. The “Red Terror” and the Spanish Civil War: Revolutionary Violence in Madrid. N. Y., 2014.

65. Ruiz 2015 — Ruiz J. Paracuellos. Una verdad incomoda. Barcelona, 2015.

66. Salgado 2014 — Salgado J. F. Amor Nuño y la CNT. Crónicas de vida y muerte. Madrid, 2014.

67. Seidman 2002 — Seidman M. Republic of Egos. A Social History of the Spanish Civil War. Madison, 2002.

68. Seidman 2011 — Seidman M. The Victorious Counterrevolution. The Nationalist Effort in the Spanish Civil War. Madison, 2011.

69. Sender 1937 — Sender R. J. The War in Spain: A Personal Narrative. L., [1937].

70. Solidaridad Obrera 1936a — Solidaridad Obrera 1936. Organo de la Confederacion Regional del Trabajo de Cataluña. Barcelona. Año VII. Epoca VI. 1936. N 1333. 24.07.

71. Solidaridad Obrera 1936b — Solidaridad Obrera 1936. N 1334. 25.07.1936.

72. Souchy 1987 — Souchy A. Nacht über Spanien. Anarcho-Syndikalisten in Revolution und Bürgerkrieg 1936-39. Ein Tatsachenbericht. Grafenau-Döffingen, 1987.

73. Southworth 1963 — Southworth H.R. El mito de la cruzada de Franco. Paris, 1963.

74. Surroca i Llucià 2014 — Surroca i Llucià I. Els soldats de la Pobla de Claramunt morts i desapareguts durant la Guerra Civil (1936–1939) // Revista d'Igualada. Segona epoca. Anoia, abril de. 2014. N 46. Р. 17–33.

75. Vincent 2005 — Vincent M. ‘The Keys of the Kingdom’: Religious Violence in the Spanish Civil War, July–August 1936 // The Splintering of Spain: Cultural History and the Spanish Civil War, 1936–1939. Cambridge, 2005. Р. 68–89.

76. Volodarsky 2015 — Volodarsky B. Stalin’s Agent: The Life and Death of Alexander Orlov. Oxford, 2015.

Андрей Федоров

Историческая Экспертиза. 2016. №4. С.45-66.