К предыдущей новости об освобождении из СИЗО анархиста Дмитрия Цибуковского - недавнее интервью его «подельницы» и супруги Анастасии Сафоновой журналу DOXA. Анастасия вышла из СИЗО еще 9 декабря - также как и Дмитрий в связи с окончанием срока.
В ночь с 14 на 15 февраля 2018 года челябинские анархист_ки супруги Анастасия Сафонова и Дмитрий Цибуковский вывесили на заборе управления ФСБ баннер «ФСБ — главный террорист». После этого на них возбудили уголовное дело, окончательное решение по которому не вынесено до сих пор. В декабре 2022 года Анастасию в третий раз освободили из СИЗО — на этот раз по отбытии срока наказания.
DOXA поговорила с анархисткой о преследовании, условиях и порядках в женских камерах СИЗО, жизни под всевозможными запретами, а также о поддержке неравнодушных людей и взглядах на анархизм. Интервью брал бывший политзаключенный Иван Асташин. В конце интервью вас ждёт бонус — стихи Анастасии.
Дело против Сафоновой и Цибуковского несколько раз закрывали и возобновляли снова. Осенью 2018 года появился ещё один эпизод: Анастасию и Дмитрия обвинили в «вандализме» из-за граффити против пенсионной реформы. В 2020 году по ходатайству следователя суд отправил супругов в СИЗО. В 2021 году Анастасию и Дмитрия приговорили к двум и двум с половиной годам общего режима соответственно. Однако на апелляции решение было отменено, а обвиняемых выпустили из СИЗО.
Осенью 2022 года после нового расследования дело в очередной раз подошло к развязке — прокуратура запросила по пять лет для Дмитрия и Анастасии. Однако на оглашении приговора молодых людей не оказалось. Как позже сообщили СМИ со ссылкой на ФСБ, накануне анархисто_к задержали в Оренбургской области при попытке перехода границы с Казахстаном. На срок наказания это не повлияло: к тому моменту запрета на передвижение у супругов не было. Решение суда оказалось сравнительно мягким: Анастасии назначили один год и девять месяцев лишения свободы, а Дмитрию — два года. У Цибуковского срок с учётом нахождения в СИЗО истекает 8 февраля 2023 года, а у Сафоновой закончился ещё в декабре, и её выпустили из СИЗО.
«Мы сделали всё от нас зависящее, то, что считали наиболее правильным»
- Как и когда тебя и Диму начали преследовать?
- В феврале 2018 года в СМИ было много информации о репрессиях в отношении анархистов и пытках со стороны правоохранительных органов, в том числе ФСБ. Такие зверства не должны существовать в XXI веке, а они перед нами повсеместно.
Мы с Димой не смогли остаться к этому безучастны, решили выразить своё мнение и привлечь внимание к возмутительным, недопустимым вещам.
Поэтому провели акцию против пыток: повесили баннер на ограждение возле здания местного ФСБ. Дима для красочности бросил дымный факел в снег за баннером, чтобы его подсветить, за что ему вменили «использование предмета в качестве оружия».
Акция была в ночь с 14 на 15 февраля. А вечером 19-го к нам пришли с обыском. Я дома была, а Диму привезли с работы в наручниках и весь обыск продержали [его] на полу лицом вниз. Потом нас увезли на всю оставшуюся ночь в здание ФСБ. Там Диму электрошокером били, я его крики слышала. Мне тоже угрожали, но до дела, благо, не дошло. Утром в отдел полиции отвезли, там уже допросы были — и пошло-поехало на пять лет.
- Как на вас вышли после акции с баннером?
- Нам тоже очень интересно.
- Вы до сих пор не знаете?
- Мы надеялись, что материалы дела как-то прольют свет на это, но нет. Стоит уточнить, что дело завели в МВД 19 февраля, а с 15 по 19 им занимались в ФСБ, проводили «оперативно-розыскные мероприятия». А у них всё секретно, так что правду нам никто не скажет. Остаётся только предполагать да гадать.
Перед этим пару дней, вероятно, за нами следили. Один раз я на остановке стояла и заметила мужчину, который странно себя вел: несколько раз на светофоре туда-сюда перешёл. Но тогда не придала этому значения
Этот момент вспомнился уже намного позже, когда слежка за нами была тотальной и я научилась её вычислять. А тогда просто подумала, что мужик какой-то странный. Не было опыта, и уровень паранойи был недостаточно высок.
- Как появилось дело о граффити?
- Осенью 2018 года проводилась реформа, повышающая пенсионный возраст граждан. Она вызвала недовольство у населения. В Челябинске, с его плохой экологией и большим количеством заводов, эта проблема гораздо острее, потому что люди и так-то до пенсии не всегда доживают. Нас позвали участвовать в акции против пенсионной реформы. Мы не могли отказаться, потому что не согласны с ней.
Граффити против пенсионной реформы. Источник: соцсети
Уже под конец, когда мы собрались домой, на нас со всех сторон накинулись, скрутили и доставили в отдел полиции. Не представлялись, документы не показывали, никто в форму одет не был.
- Вы были под уголовным делом о баннере на тот момент?
- Нет, уголовное дело по баннеру тогда было закрыто. Его дважды закрывали за отсутствием состава преступления: один раз в июне 2018 года и второй раз 5 октября. А 6 октября была акция по пенсионной реформе. После этого возбудили дело по вандализму, в ноябре провели второй обыск. А потом возобновили дело [о баннере] по хулиганству, впоследствии их объединили.
- Ты говоришь, что вас задержали уже после акции, но накинулись с разных сторон — что это было?
- Как мы узнали потом из материалов дела, за нами велось «наблюдение». Опять же, почему, из-за чего — не указано. Слив информации от товарищей исключили сразу. По телефону не обсуждали, в мессенджерах тоже. Уровень конспирации был высоким. Возможно, тогда за всеми, о ком знали, следили, потому что много протестов было против «пенсионки».
- Как ты сейчас оцениваешь ваши действия тогда?
Ошибки были, кое-что стоило сделать по-другому. Но опять же, это взгляд на пять лет назад с нынешними знаниями и опытом. Есть такая поговорка: «Знал бы, где упадешь, подстелил бы соломки». Легко размышлять, когда знаешь, что к чему привело.
А тогда, я думаю, мы сделали всё от нас зависящее, то, что считали наиболее правильным
«В каждой камере — свои отношения, свои порядки»
- Сколько всего времени ты провела в СИЗО и под домашним арестом?
- В СИЗО я провела около девяти месяцев: в 2020 году — примерно три с половиной, в 2021 году — два с половиной и в 2022 году — почти три. Ещё около трех месяцев домашнего ареста. А всё остальное время [около двух лет] была под запретом определённых действий.
И нам все запреты назначили ещё и со своей изюминкой: больше года у нас был запрет «на общение с любыми лицами», то есть нельзя было общаться ни с кем, кроме адвокатов, близких родственников и госорганов
Его изменили, только когда суды по второму кругу пошли, в декабре 2021 года. А остальные стандартные: нельзя пользоваться интернетом, телефоном, получать и отправлять корреспонденцию, посещать общественные мероприятия и покидать дом с десяти вечера до шести утра.
- Расскажи об особенностях женского заключения в СИЗО.
- В СИЗО-3 Челябинска женщины содержатся в отдельном корпусе. Он режимный. Женщины чаще всего соблюдают режим, потому что у них гораздо меньше сплочённости, солидарности. Все хотят быстрее домой, часто — к детям, поэтому стараются не нарушать ничего в надежде на УДО. Бытовые условия получше, чем у мужчин: корпус относительно новый, ремонт, пластиковые окна, через которые практически не дует, горячая вода, приличный туалет, толстые матрасы и стабильно шесть человек в камере. Для тюрьмы это очень даже неплохо.
В Златоусте, куда мы ездили на апелляцию, тюрьма старая, камеры холодные, сырые, горячей воды нет и так далее. Но и не так строго относятся к правилам.
А по поводу режима «тройки», не сказать, чтобы прям тяжело было.
Койки надо заправлять, доклады делать, спать днём нельзя, ночью по камере ходить нельзя, межкамерного общения нет.
Но хоть сотрудники вежливо с тобой обращаются, нет хамства. Что касается быта, то там всё довольно прозаично: книги, письма, подготовка к судам, телевизор. Я ещё стихи писала, корейский язык учила, в общем, находила себе занятия. В тюрьме время тянется, его надо чем-то заполнять.
- А какие были взыскания в случае нарушения режима? Допустим, если кто-то легла на кровать днём.
- В челябинском СИЗО ты могла спокойно прилечь днём, и никто бы тебе ничего не сказал, но спать было нельзя.
Если заметят, что спишь, могут написать рапорт и отправить в карцер. Рапорты потом вместе с осуждённой отправляют в колонию, и они закрывают путь к УДО, поэтому их и стараются избегать. Рапорты в основном писали за сон, за перекрикивания между камерами, изредка бывало, что находили режущие предметы, использовавшиеся как нож.
- Интересно: лежать можно, а спать нельзя — а как они понимают, лежишь ты просто или спишь?
- В СИЗО-3 Челябинска в двух противоположных углах камеры висит по камере. Ну и сотрудники 24/7 их просматривают. Наверное, самое унылое реалити-шоу.
Не сказала об этом сразу, потому что привыкла к наличию видеонаблюдения в камере. Забыла, что в других тюрьмах такого нет, особенно у мужчин.
- То есть если глаза прикрываешь, то сразу «сигнализация» срабатывает?
- Не совсем. Если девушка долго лежит в одной позе, отвернулась к стенке, укрылась одеялом, могут тихо рапорт написать и потом уже постфактум вызвать на объяснение. Могут подойти замечание сделать и этим ограничиться. Кто-то находится под более пристальным наблюдением, на кого-то меньше обращают внимания, отталкиваются от поведения следственных.
- Каково вообще было находиться под круглосуточным видеонаблюдением?
Сначала было очень не по себе. В первые дни постоянно на камеры косилась, их наличие сильно напрягало. Но со временем перестала обращать на них внимание. Человек достаточно быстро умеет приспосабливаться и привыкать к подобным раздражителям. Но от этого приятнее не становится.
- Оператор_ками видеонаблюдения были женщины? По своему опыту знаю, что в мужских колониях за пультом видеонаблюдения могут сидеть и женщины, и мужчины.
- На женском корпусе все сотрудницы, кто там постоянно находится, женщины. Мужчины к нам даже притрагиваться не имеют права. На всех досмотрах и на камерах всегда женщины. Мужчины-сотрудники там были только чтобы привести–увести.
- В мужском заключении существуют иерархии, касты. Было ли что-то подобное в твоём опыте женского заключения?
- Нет, я ничего такого не слышала. Да и какая может быть иерархия, если межкамерного общения нет, в каждой камере — свои отношения, свои порядки. Бывает так, что одна девушка уже долго сидит, например, год-два, уже всех сотрудников знает, может подсказать, объяснить. К ней прислушиваются, но тут скорее она выполняет функции старшей сестры. Женщины сильно далеки от каких-либо иерархий, по крайней мере, на «тройке».
«Мы всё это проходили вместе и продолжаем идти вместе»
- Под домашним арестом и запретом определённых действий вы могли общаться с Димой, находиться вместе?
- Когда нас только перевели из-под стражи под домашний арест [в июле 2020 года], мы жили по разным адресам. Мы вместе ездили в отдел полиции ознакамливаться с материалами дела, никто нам не запрещал общаться. Потом мы добились изменения адреса и воссоединения нашей маленькой семьи, это было где-то осенью 2020 года. С тех пор все время, кроме пребывания в изоляторах, мы провели вместе.
- Были ли у вас какие-то договорённости с Димой на случай посадки? Если вам дадут различные сроки, например.
- Какие в таком случае могут быть договоренности? Если бы сроки и разница между ними были больше, ездила бы на свидания, отправляла посылки и всё в таком духе. В принципе, там и обсуждать было нечего.
- По-всякому бывает. Может быть, наоборот, Дима бы сказал: «Если я сяду, забудь меня». Вот что я имел в виду.
- Нет-нет, мы всё это проходили вместе и продолжаем идти вместе. Мы столько пережили, какие-то там стены с решётками точно не могут нас разлучить. Пожалуй, все эти события даже сплотили ещё больше.
- Удавалось ли в условиях СИЗО поддерживать связь с Димой?
- Увы, нет. Возможность была, мне после приговора разрешали переписку с ним, но мои письма ему не доходили, так как в его «волшебном» изоляторе [СИЗО-1 Челябинска] вечная проблема с ними. В 2020 году у нас был запрет на переписку от следователя, а в 2021 и 2022 годах уже вроде как препятствий не было, но на деле они были. Мне разрешение подписывали без проблем, а вот Диме мои письма не передавали, вечно отговорки какие-то были. Парой писем сумели обменяться, когда в 2021 году его увезли на СИЗО-4 Златоуста для апелляции, а я ещё была в СИЗО-3.
«Сложно поверить в то, что всё скоро закончится»
- Какие у тебя были чувства, когда ты снова оказалась в заключении?
- Оказаться в заключении — само по себе неприятно. В третий раз оказаться в заключении — вдвойне неприятно. А моё последнее началось с СИЗО-1 Оренбурга, что ещё в несколько раз неприятнее.
Ужасное отношение со стороны сотрудников, много хамства и грубости. В камере, помимо видеонаблюдения, — прослушка, по утрам все делали зарядку. В камере, в которой я была, не было ни книг, ни телевизора
О таком благе цивилизации, как электронные письма, там даже не в курсе. Поэтому неудивительно, что я была рада возвращению в СИЗО-3 Челябинска. Из двух зол, как говорится.
На «тройке» [в Челябинске] я попала в камеру с очень хорошим коллективом, девушки были спокойные, нам было о чём пообщаться, очень добрые и отзывчивые. Сокамерницы, можно сказать, оказывали психологическую помощь. Большое спасибо им за это.
Последнее пребывание в СИЗО было нервным: когда это всё постоянно продолжается, возобновляется и повторяется, сложно поверить в то, что всё скоро закончится.
Срок у меня со всеми пересчётами закончился 9 декабря 2022 года, а 7 декабря был суд по изменению меры пресечения. Все знали, что суд постановит отпустить 9 декабря, а я все равно очень волновалась. Полное понимание того, что всё закончилось, думаю, придёт только после возвращения Димы.
- Теперь ты свободна или ещё остается риск посадки?
- Риск, что добавят срока? Нет. Апелляция будет только 10 февраля. У меня срок истёк в декабре прошлого года, у Димы истечёт 8 февраля. Он тоже до апелляции выйдет. Прибавлять уже нет смысла, да и не за что. В этот раз приговор обжаловала только защита. В прошлый раз, когда нам дали два и два с половиной года, прокурор писал, что нам мало дали.
В этот раз нам дали год и девять месяцев и два года, но прокуратура никак не отреагировала. Видимо, их тоже уже достало это дело. Оно уже всех, мне кажется, достало
- Какие планы на дальнейшую жизнь?
- «Планы на дальнейшую жизнь» — звучит слишком круто для меня сейчас. Пока что нужно восстановить то, что было до задержания в 2020 году. Мы тогда уже обжились в Туле, а нас увезли в Челябинск. Мы почти три года провели вдали от дома. Надо как-то восполнять возникшие пробелы. Пока самое грандиозное из ожидаемого — возвращение Димы домой.
«Для меня анархизм — это в первую очередь уважение человека к человеку»
- Ваше дело называют «делом челябинских анархисто_к». Расскажи немного о своём мировоззрении. Менялось ли оно как-то за эти годы?
- Я анархистка и не могу сказать, чтобы мои взгляды поменялись за эти годы.
Для меня анархизм — это в первую очередь уважение человека к человеку, а также ответственность каждого перед обществом, перед окружающими его людьми
Это высокий уровень солидарности, самоорганизации, уважение и, пожалуй, отсутствие атомизации, которую мы наблюдаем сейчас — когда всем плевать на окружающих. Если будет высокий уровень самоорганизации, зачем тебе кто-то, кто будет указывать, что делать? Но я понимаю, что прямо сейчас наступление анархии, мягко говоря, затруднительно. В приоритете для меня сильное солидарное гражданское общество, способное отстаивать свои права и интересы.
- Кто вас защищал и поддерживал все эти годы?
- В суде нас защищали Андрей Геннадьевич и Ольга Николаевна Лепёхины. Прекрасные люди и очень сильные специалисты. В каком-то смысле наше дело стало для них принципиальным. Они с 2018 года за нас боролись и до сих пор поддерживают и помогают. Я безмерно им благодарна.
Помимо них нас поддерживало очень много людей. И материально, откликаясь на сборы, и морально, присылая письма и открытки. Шлю лучики добра всем этим чудесным людям! Если честно, я не ожидала, что буду получать столько писем: дело у нас было затянутое и не особо громкое. Поэтому было вдвойне приятно, письма здорово помогали в СИЗО, заряжали позитивом и верой в лучшее, помогали осознать, что мы не одни, что есть много хороших людей, которым мы не безразличны.
- Есть какие-то организации, инициативы, которые помогали вам и которые можно поддержать сейчас, чтобы они и дальше помогали политзаключённым? Говоря о поддержке анархисто_к в неволе, на ум сразу приходит Анархический чёрный крест — получали ли вы от него помощь?
- Анархический чёрный крест оказывал поддержку. Большой вклад в помощь со сбором средств сделал Владимир Акименков. Он уже много лет занимается поддержкой политзаключенных.
- Может быть, ты хочешь ещё что-то сказать?
- Хочу ещё раз выразить благодарность тем, кто так или иначе участвовал и участвует в нашей поддержке. Хочу пожелать всем, кто будет это читать, улучшений. Пусть для каждого это будет значить что-то своё.
Оставлю своё стихотворение, написанное в 2021 году в СИЗО. Пожалуй, оно актуально с обеих сторон решётки.
*
Не предавайся отчаянию,
Как бы ни повернула судьба,
Как бы сердце ни было ранено,
как бы ни разрывалась душа.
*
Береги свою человечность,
Сохрани доброту внутри.
Не проявляй беспечность
На длинном своём пути.
*
Оставь за спиной невзгоды —
Ты их в силах преодолеть,
Сбросить тоски оковы
И, крылья расправив, взлететь.
*
Не бойся непонимания,
Просто гордо, достойно иди.
Не предавайся отчаянию.
Знай, что лучшее — впереди.
P.S. 10 февраля апелляционная инстанция ожидаемо оставила обвинительный приговор делу баннера "ФСБ - главный террорист" без изменения.
Добавить комментарий