Отрывок из книги диалогов Сократа о тюрьме

В следующем году Алексей "Сократ" Сутуга и Ира публикуют расшифровки аудиозаписей (первая часть будет в виде книги-зина) бесед о тюрьме, в которых они коснулись и судопроизводства, и бытовых вопросов, и вопросов коммуникации, а также поговорили на темы солидарности, политузников и адаптации в условиях несвободы. Речь пойдёт о событиях 2012 - 2017 годов, когда Алексей два раза был под следствием на Бутырке и в лагере в восточной Сибири.

Расшифровки представлены в виде неолитературенной прозы с удаленными репликами и вопросами интервьюера/ов.

Перед новым годом Avtonom.org выкладывает отрывок из этих бесед.

Заезжаю в хату, убрался, телек посмотрел, спать лег. На следующий день ко мне заводят арестанта-калмыка, у него такой фингал под глазом, и он мне говорит, я вот с воли типа. Я ему говорю, че-то ты пиздишь, я тебя видел на продоле три или четыре месяца назад, мне лицо твое знакомо. Говорит, так я тут сидел, но меня отпустили под подписку до суда, отсидел какое-то время. Я говорю ладно. На суде ему срок дали, и он заехал опять, все, со сроком, я говорю, надо апелляцию писать. Где сидел, спрашиваю. На спецу сидел. Я бумагу написал за него и отправил курсовую. На следующий день заводят еще одного арестанта, он тоже только с воли. Беларус из Слонима, на Калужской трассе работал в автомастерской слесарем, занимались тем, что привозили бэхи, дорогие тачки и на части резали, разбирали. Взяли краденые тачки. Он заехал, и заехали армяне — владельцы этой автомастерской. У него 158-я ч. 3, а калмык заехал по мошенничеству, они к банкоматам ставили фальшивые штуки, считывающие данные, он и какая-то баба заехала, я думаю, если покопать, там пиздец. Он шарил во всех этих темах, я его поспрашивал, в хакерских, он чуть-чуть шарит, но больше в хакерстве таком прикладном, где бабок побольше, и связанном с устройствами. У него 159-я ч. 4, по-моему. Мы так и сидели, я заехал в марте-апреле, мне осталось два месяца сидеть, с Аленом переписывался, он за стенкой, с Полиховичем, с Алексеем Федоровичем, он так и остался сидеть на общем режиме. Он сидел на Медведе, а в какой-то момент его перевели на Бутырку, он сразу в тот же день мне отписался, узнал, в какой я хате сижу, начал писать.

Людей могут переводить между СИЗО, потому что делюга уходит в суд какой-то, чтобы возить проще было, и подельников чтобы было удобно возить, у нас один суд же. Когда принимает ЦАО, то обычно в Бутырку, хотя были варианты в Матроску, если бы на севере Москвы мы судились, то отправили бы в Медведково. Я не знаю, как они там распределяют. «Болотники» по разным сидели (Акименков с Бученковым на Воднике, Гаскаров на Воднике, потом на Бутырку переехал).

Потом следак понял, что 111 ч. 3 не про нас, Ален дал показания, что он там был, пришел Гукасян с воли, сказал, что Сутуги не было, что он там был, он так на воле и остался с подпиской о невыезде, его осудили, но не посадили. Всех осудили, все попали под амнистию по 213-й. Ален дал показания все эти, его накрыли в Троицке, хотя он должен был в это время находиться в Украине или Европе, он почему-то находился в Троицке. Алексей Федорович сидит с января, я сижу с апреля, проходит почти год, Алена в декабре берут (мы думаем с Алексеем Федоровичем, что он еще в Европе, и тут его берут). В итоге получилось так, что благодаря его показаниям с нас сняли 111-ю ч. 3, адвокат снимает ее, ходатайствует в Мосгорсуде (мы уже больше года сидим), что 111-ю ч. 3 с нас снимают, у нас остается 213-я и 116-я [1] статьи, по этим статьям больше года в СИЗО не держат, все, типа, адвокат просит, чтобы нас освободили под подписку о невыезде. Алексея Федоровича сразу из зала суда выпускают, потому что у него московская прописка, он подписывает следаку подписку о невыезде, а меня не выпускают, потому что у меня нет московской прописки, и регистрация у меня кончилась на тот момент, меня только за денежный залог. Я уехал обратно на Бутырку из суда, ждать, когда залог внесут, я просто прихуел, думал, соберут или не соберут эти деньги, пять дней, а у меня телефона не было еще. За пять дней собрали деньги, перевели. Шнифт открывается, все, на свободу. В хате, как в американских фильмах, ты со всеми прощаешься, тебе желают больше не попадаться, не заезжать, кричишь на воздух, что выходишь. Можешь не кричать, я кричал. Алену стуканул в стенку, все, говорю, выхожу, Ален в ахуе, я говорю, ничего, скоро и ты выйдешь. Мы чифирнуть успели, я по быстрому собрался, вышел на продол, на продоле крикнул. Я понимал, что выйду, но не знал, когда. Понимал, что деньги соберут все-таки.

Вышел, встретили меня. Дело было еще не закрыто следаком, на следующий день поехали с Алексеем Федоровичем подписывать документы. Дело отдали прокурору, ждали, пока уйдет в суд. Одними из требований суда были регистрация в Москве и официальное трудоустройство, я устроился на работу в «Русскую планету».

Суд начался летом, пришли наши потерпевшие (охранники «Воздуха»), эти двое, предъявили корочки: один сотрудник ППС, а другой сотрудник ГНК со своими друзьями на стоун айлэнд, мы угорели, конечно. Они не были на тот момент, потом стали сотрудниками. Начали судиться, Ален за решеткой (у него было два эпизода), начали его возить с Бутырки, потом перевели куда-то, на Медведково он переехал, на Медведково намного лучше, чем на Бутырке, он потом рассказывал, я ему говорю, все от хаты зависит и вообще от режима, как там режим напирает или нет, ну и от хаты. Начали судиться и думаем, что если не дотянем до амнистии, до 2014-го года, нас опять закроют, и там срок давности по 116-й в январе заканчивается. Мы думаем, надо как-то тянуть, а как тянуть, непонятно. И тут я на регби рву связки, еду в больницу с лангеткой, сразу справку от врача, что ходить не могу, потому что на костылях, полтора или два месяца с палочкой ходил и на суд с палочкой тоже ходил. Когда суд подходил к концу, амнистия. 1 января — амнистия, 2 января — новая история, 10 января у нас заседание, закрытие дела, Алена выпустили из зала суда. Артур его встречал, эшники там его фотографировали, потом мне показывали.

Потом я заехал, потом Артур — одни выходят, другие еще раз садятся. Гаскаров уже сидел, Бученков еще нет, разминулись с Гаскаровым на месяц, по-моему. Мы с Бученковым созванивались по телефону, я из БУРа ему звонил, у нас еще была трубка, я пару раз ему звонил, мы списывались с ним, и тут я узнаю из «Новой газеты» недельной давности [2] что Бученкова задержали, охуенно, то-то, думаю, письма от него не получаю.

14 января день рождения у сына, я уже в Киеве, там Майдан вовсю. Я там особо не веселился, ходил, смотрел, что на баррикадах, на этих бонов всех, на украинцев. Пытались мы там сделать анархистскую «Черную сотню», боны нам не дали это сделать, сами на нас выебывались и через общий совет Майдана сказали, что не будет места левакам на Майдане, всех нас обозвали леваками, Майдан выдавил всех леваков в общем.

Вернулся, рассказал в Project V [3] про то, как съездил на Майдан, через два дня MLM [4], и на MLM меня второй раз закрывают. Сначала не понял, за что, думал за то, что на Майдан съездил, думал, ничего страшного, хули они мне предъявят. А тут они мне бац фотки с Артуром, где мы у суда, че ты не понял, второго января че делал? Я про себя думаю, бля, понятно. А там, думаю, что там, там вообще ничего, никакой поножовщины не было, телесных особых нет, мы просто их забили в угол, их было человек шесть, подносами, тарелками закидали и все, они такие перепуганные, все эти St. George skins [5] уебки, я бы мимо них прошел точно в тот день, но та тема, что они Алексею Федоровичу ножом и травматом угрожали, когда он девушку ждал в метро, и что они сфотографировались с флагом красно-черным, стояли на нем, и тут на следующий день мы их встречаем.

Терпилы вообще пиздец, просто терпилы, хуже, чем те уебки, которые на видео не постеснялись просить, чтобы их защитила полиция, просто перепуганные. В «Сбарро» приехали мусора, пару человек дали свои данные, кому-то досталось по голове, им оказали помощь, но никого не госпитализировали, это есть в бумагах у Скорой помощи, которая приезжала на выезд, они просто пиздели в интернете, что на них антифа прыгнула, что я там был, эшники за это зацепились. Там был азер этот, он профессиональный терпила, Олю хотел засадить, заявление на нее писал, еще на кого-то заявление писал, раза два или три точно это делал. Не только по нашей теме такие есть, везде: подсадные утки, провокаторы — обычная мусорская практика, и боны всегда рады прислуживать.

Мы приехали в отдел или на допросе на следующий день, они пристали к Артуру, что он тоже там был 2 января. Они хотели Артура к моей делюге сначала приписать, сначала меня опознали, потом Артура привозят. А я им говорю, они не узнают его, если вы им специально не сказали сказать, что он там был. И они его не узнают, естественно, но я удивился, что они его не узнали, думал, что уже было оговорено между ментами и бонами. И все, он выходит. И тут через несколько дней его дома берут по другой драке. Я бы съебался, конечно, после таких звоночков. Мусора не хотят себя чувствовать неправыми, бьет по их чести, достоинству.

Меня увезли на Петровку, я там сутки пробыл, на следующий день суд. На суде мера пресечения — два месяца ареста. Обратно туда и на следующий день на допрос к следаку, он мне предъявляет обвинение — 213-я ч. 2, 116-я, те же самые статьи, молотком бил кого-то, никаким молотком я никого не бил. Они спрашивали, кто еще там был, следак спросил, эти спросили, не знаю, говорю, меня вообще не было, я до последнего, а потом просто дал показания, что шел, гулял, встретил молодых людей, они меня узнали, мы пошли в кафе, у этих молодых людей случилась ссора с теми молодыми людьми, я вообще не при делах. Меня не пытали, не пиздили, это не терроризм же, там зеленый свет пытать, как и по 228-й, практика пыток по 205-й [6] может, по 282-й. Есть показания потерпевших, больше нахуй ничего не надо, на них все строится. Мы не смогли доказать, что потерпевшие сами были под стрессом и прессом мусорским с политической подоплекой, на это суду вообще похуй было.

После следака или после суда они мне говорят, сейчас ты поедешь в ИВС на Петровку, до десяти дней тебя там могут содержать, там мы с тобой поговорим, там уже все расскажешь, были такие намеки на пытки. Я думаю, ну все пиздец мне, надо вскрываться прямо там. И конвой: где документы с Петровки, куда везти его, непонятно. Суд меру пресечения дал, надо везти. Бумаги из суда есть, а от эшников нет. И повезли меня на Бутырку, не знаю, может, они передо мной театр устроили, чтобы я был на нервах. В итоге я поехал на Бутырку, такой, ну бля, заебись, домой вернулся. На Бутырке: Гаскаров сидит, Полихович сидит — все свои, нормально все. В тот же вечер я установил со всеми тюремную межкамерную связь. Приезжаю, там какие-то первоходы, я им рассказываю, чуть ли не экскурсию провожу по Бутырке, пока мы идем, я думал, они меня сейчас опять на карантин, а они меня сразу поднимают не на общий, а смотрю, на спец идем, думаю, заебись, поближе к «болотникам», они все тоже на спецу сидят. Заводят в хату, я смотрю, на спецу три шконки было, они четвертую наварили, уплотнение. Я им говорю, мужики, че это у вас шконка лишняя, новую шконку наварили — всем видом даю понять, что я тут недавно был. Какой-то хер начал на меня выебываться, что я людей отпиздил. Я думаю, че блять. А там сидел, когда я заехал, Саня из Серпухова, мужик вот этот, который полковником оказался бывшим или чиновником, хуй пойми кем, мошенник, третий — туркмен с палочкой, ему за 40-50. Этот военный начинает выебываться, я не знал, что он военный, просто мужик с залысиной. Я ему говорю, за что заехал: подрался, отпиздили, занимаюсь тем-этим, он говорит, че, тебе прямо здесь уебать, я говорю, сейчас за вольный образ жизни спроса нет в тюрьме, он сразу — чик, Саня — да-да-да — такой, он на дороге, смотрю, дорога у них открывается, все рассказал, с Саней быстренько сразу нашли общий язык, с крадуном. Потом выяснилось, что тот полковник, я подумал, все понятно, до свидания. В итоге я его начал тюремной жизни учить, потому что он вообще нихуя не понимал, он приехал с Матроски, у него 105-я [7], 159-я, естественно, он продавал какие-то должности по делюге, я потом через адвоката пробил, кто он такой, что есть такая делюга. Полковник вел себя по-дурацки, неправильно. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Чем ты проще, тем люди к тебе лучше относятся, в тюрьме так. Он один раз сказал что-то вроде надо всем строем ходить, я ему говорю, ты что, попутал, мы в тюрьме сидим, каким строем, ты чего говоришь. Саня поддерживал меня.

Саня — хороший человек, ВИЧ, гепатит. У него было пять судимостей, пять раз была условка по 158-й, он судился в своем серпуховском суде, это не Москва, это Серпухов, ты можешь хоть десять раз быть судим по 158-й и ходить под условкой, десять условок может быть, живя где-нибудь в Иваново, в Екатеринбурге каком-нибудь, он крадун, там не сажают таких. Если ты уже всех заебал, опера, мусора говорят, да посадите вы уже его, он заебал. Последний раз он сел за спизженное в супермаркете сливочное масло (в совокупности с пяти условками вышло четыре года). Судья говорит, ты уже заебал (тот же судья его судил). Он понимает все, что наркоман, хули с него взять, но заебал просто. Тюрьма его точно не исправит, тюрьма еще больше асоциализирует, еще больше матерый будет, потому что это тюрьма.

Военный спортом занимался, показывал, какие вещи можно делать в тюрьме без спортзала. Есть тюремная программа, свою программу потом писал Долбила. Котовский занимался силовой гимнастикой в тюрьме, тоже крутая тема.

Саня курил как паровоз с туркменом, военный не курил, мы с ним постоянно на прогулку ходили. Туркмен всего один раз по-моему вышел на прогулку с палочкой, у него с тазобедренным суставом проблемы, забыл, что за болезнь, у него все это ухудшалось, естественно. У него 228-я (героин). Говорил, что героин употреблял, чтобы боли исчезли, потом просто привык. Какие-то другие туркмены его научили героином колоться, какой-то хуйней занимался в Москве, у него баба русская была, пошляк, пиздец. Говорил, героином колешься и нормально, а тут он не мог спать 2-3 дня, ему хуевей и хуевей, бывало, отпускало его, тюрьма здоровья не прибавляет, потом он на этап уехал.

В этой хате, в которой я сидел, 302, большая дорога была с соседним корпусом, конь был 25 метров прямо через один из внутренних дворов Бутырки, каждое утро нужно ее убирать, парашютиком славливались, или застреливаешься, делаешь трубку углом и стреляешь, и ее поймают арестанты, у которых выступ по твоему продолу, и контрольку дальше ведут до той хаты поперек, чтобы быстрее было. Там еще какой-то бродяга сидел, которому нужен телефон, который хранится на общей хате на общем корпусе через три-четыре продола. В итоге у нас большая дорога была между корпусами, мы ее держали. Чтобы не славливаться каждый раз, у нас были контрольки, такие веревочки тонкие маленькие, которые не очень видно и чтобы они держались днем. Мусора периодически врывались и эти контрольки рвали. Как-то этот опер вытянул кого-то на продол и говорит, заебали со своими контрольками, придет проверка, увидит контрольку, увидит дороги, мозг мне выебут весь, убирайте, если не уберете, я у вас телек заберу, и реально забирает телек. Саня про себя его нахуй послал, ему лень настраиваться каждый день, он тупо на контрольных стоял. Телек забирают, полковник загрустил, он без телевизора вообще не мог, вообще загрустил ужасно, у него депрессия началась без телевизора. В итоге через нас он двинулся так, что попросил этого опера, чтобы его перевели, и его переводят в соседнюю хату, где телевизор есть. Там сидит тоже старый мошенник, лет за 60, тоже по мошенничеству сидит, очень хитрый типок, делец из Минобороны, и они знакомы по воле даже. И этот мошенник старый о полковнике хуево отзывается, писал Сане маляву, что хуевый он какой-то, у них там нормально подбилось: еще сидел из Алании Адам, нормальный мужик, и еще кто-то — все мошенники, все при бабках, у них хата заряжена нормально, и этого четвертого переводят, а им нахуй четвертый не нужен был, в итоге они полковника сплавили на общую хату, а он все время на спецу сидел, тюрьму не чувствовал. Хочешь почувствовать тюрьму, сиди на общей хате, на спецу ты тюрьму не увидишь. Его отправили на общую хату, такую, где сидят одни узбеки с таджиками, он там прихуел вообще, говорят. Адам угорал, что тот хуйню нес, жаловался, что курят в хате, еще что-то, в итоге старый мошенник решил сплавить его на общую хату, эти люди могут порешать.

К нам заехал потом нищий армянин, крадун, только-только с гор Армении спустился, какую-то хуйню натворил, он по русски даже не говорил, мы его русскому языку учили в хате, он писать по русски научился даже. Мы втроем сидели, туркмен уехал.

Примечания

  1. .

  2. Полухина Ю. [Новая газета].

  3. Социально-культурное горизонтальное пространство в Москве, работавшее в 2013-2014 гг

  4. MLM — ежегодный московский скинхед-фестиваль памяти Федора Филатова (организуется одноименным скинхед-лейблом)

  5. наци-скины

  6. .

  7. .

Добавить комментарий

CAPTCHA
Нам нужно убедиться, что вы человек, а не робот-спаммер. Внимание: перед тем, как проходить CAPTCHA, мы рекомендуем выйти из ваших учетных записей в Google, Facebook и прочих крупных компаниях. Так вы усложните построение вашего "сетевого профиля".

Авторские колонки

Востсибов

Мы привыкли считать, что анархия - это про коллективизм, общие действия, коммуны. При этом также важное место занимает личность, личные права и свободы. При таких противоречивых тенденциях важно определить совместимость этих явлений в будущем общества и их место в жизни социума. Исходя из...

2 недели назад
Востсибов

В статье, недавно перепечатанной avtonom.org с сайта группы "Прамень", автор формулирует проблему насилия и ксенофобии внутри анархического движения, и предлагает в качестве решения использовать, по аналогии, "кодекс поведения" как в крупных фирмах и корпорациях, или "коллективный договор", однако...

1 месяц назад

Свободные новости